BNHA-правда - 27

[Замдежурного]

Boku no Hero Academia — однажды мы станем героями!
Мы уже в процессе становления!
Да-да, не сомневайтесь!
Верьте в нас!
И подождите.

P.S.

Если мы на дне — не волнуйтесь. Мы не тонем, мы занимаемся дайвингом.

До поступления в UA

Тред My Hero Academia (Boku no Hero Academia). Кто читает? Давайте обсудим.
И как думаете, аниме будет?
Еще заметил: очень часто кроссоверят с Ванпанчменом.

Официальные страницы:
твиттер Хорикоши | оф. сайт аниме | оф. твиттер аниме
Манга: спойлеры | еще спойлеры | marumaru (кор.)
mangafox (англ.) | mangastream (англ.) | mangareader(англ.) | fallen angels (англ.)
быстроперевод (рус.) | readmanga (рус.)
Аниме: download | 1 сезон, 2 сезон, OVA | Wiki (eng)

Главсоо || Обзоры || Рисовалка || Архив дежуркотворчества
Недельки || Мини-фест в честь Дня Знаний || Quiz || ЗФБ-2017
Битва между злодеями и героями || Фест однострочников || Кинк фест || BNHA fest

Предыдущие треды: 1, 2, 3,

...

4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26.

Вопрос: Что ты хочешь, бнха-анон?

1. фидбека		15	(7.46%)
2. макси по отп		31	(15.42%)
3. хоть что-то по отп		31	(15.42%)
4. побольше фичков		25	(12.44%)
5. чтобы Эри спасли		6	(2.99%)
6. чтобы Всесильный не умирал		27	(13.43%)
7. пейринговые сообщества на дайри		12	(5.97%)
8. чтобы аноны в треде не ссорились		20	(9.95%)
9. писать по 5к в день и быть довольным результатом		28	(13.93%)
10. чтобы все придумывали голосовалки, а не отмалчивались		6	(2.99%)
Всего:		201 Всего проголосовало: 55

@темы: BNHA-правда

Comments

[Гость]

Спасибо

[Гость]

Начала одно аниме. Haibane Renmei. И короч на этом моменте очень вдруг захотелось увидеть Бакуго.

гиф

Пихнули бы ему насильно крылатую причуду. И тут пойдет как он не скатиться в ному, плюс болезненный процесс создания и появления крыльев**
И вообще хочу Бакуго белые крылышки, аки ангелочек. Смертоносный ангелочек

[Гость]

Начала одно аниме. Haibane Renmei. И короч на этом моменте очень вдруг захотелось увидеть Бакуго.
гиф
Пихнули бы ему насильно крылатую причуду. И тут пойдет как он не скатиться в ному, плюс болезненный процесс создания и появления крыльев**
И вообще хочу Бакуго белые крылышки, аки ангелочек. Смертоносный ангелочек
Чиорд, за что ты так со мной??? Я же пойду и напишу что-нибудь больноублюдочное теперь!

[Гость]

Окей гугл, как перестать обновлять фестовое соо каждые 5 минут?

[Гость]

/бьет в бубен/
Пууусть все авторыыы успееееюуууут

[Гость]

Кацудеку с их дитем

Бакуго

Тододеку


Тодороки

Олмайт с троекотиками


Тошидеку

Кацудеку

Хэндсамтрио

свитчи Каминари и Цую

[Гость]

О, а киримину годную принесли.

[Гость]

Ребят, надеюсь, успею вам постканонный киригам принести

[Гость]

Спасибо за две шикарные киримины и злодейку фем!Кири!!!

[Гость]

ну чокак оно, аноны? х)

[Гость]

УСПЕЛА

[Гость]

УСПЕЛА

киригам-тян, это ты? ЭТО БЫЛО ОХУИТЕЛЬНО ГОСПОДЬ

[Гость]

киригам-тян, это ты? ЭТО БЫЛО ОХУИТЕЛЬНО ГОСПОДЬ

это я
СПАСИБО
два месяца не могла дописать, лежал в черновиках первый абзац, а тут прям
дедлайновая паника
за два часа
ааааааааааа

[Гость]

а я не успел. Киришима и Ашидо, пиратское АУ без причуд

читать быстродраббл на 300 слов

Ашидо как раз подыскивала людей. Киришима следил за сбродом в таверне, стараясь не слишком вникать в чужую болтовню – не за это ему платили, но объявление о наборе вызвало ажиотаж, и он тоже стал прислушиваться: моряки редко проявляли такое единодушие.
Говорили: большой куш, как же, самоубийство.
Говорили: капитан конченный отморозок.
Говорили: не щадит ни врагов, ни собственных людей.
Киришима ждал, когда у рекрутера сдадут нервы и зачешутся кулаки, но девчонка кивала с улыбкой.
– Ну, все так, – сказала она, когда гул стих, – если кто из вас, ублюдки, найдет на донышке свои яйца, вы знаете, куда идти.
Киришима молчал. Мачты «Палящего» виднелись за окном, паруса были собраны, но фрегат все равно, мерещилось, вот-вот рванет с первым порывом ветра и, мазнув по небу черным флагом – устремиться в море из тихой гавани дальше, дальше, вперед. Киришима хотел рвануть вслед за ним.
Нет, вместе с ним.

***

Девчонка была старпомом. Это он узнал потом, записываясь в команду. Парень – веселый, черноволосый, лихо справляющийся с веревочной сетью – улыбнулся ему и сказал: тебя Ашидо привела, да?
Оказалось, Ашидо приводила почти всех. Капитана уважали, им восхищались, но – держать настрой команды – это была забота старпома.
Киришима смотрел на ее опаленную солнцем кожу, темные короткие ресницы и «рожки». Рожки были сделаны из кости ягуарунди, но вместо устрашения придавали ее личику ребяческий вид. Он так и сказал тому парню, Серо (тип оказался дружелюбным и разговорчивым).
– Ты просто не видел ее в бою, парень.
Киришима не спорил. У него еще все было впереди.

***

Киришима разглядывал лицо – свежие ссадины, следы угольной краски у глаз, – пока Ашидо меняла ему повязку на глазу. Рожки больше не казались смешными. Пахло от нее дымом – так непривычно, резко, Киришима уже успел отвыкнуть, хотя вдоволь наглотался его в бою.
– Шрам будет. Повезло еще, что глаз уцелел.
Киришима усмехнулся. Одному из канониров оторвало руку, матрос, словивший абордажную саблю между ребер, истек кровью у него на глазах, другой не досчитался пальцев, но уже придумал тройку анекдотов про это (включая шутку о невозможности демонстрации на пальцах количества анекдотов)…
Но судачить будут не об этом.
Будут говорить: закрыл собой капитана.
Будут говорить: этот парень – кремень.
Будут говорить: он…
Киришима ждал, что скажет Ашидо. Он хотел знать, ему нужно было знать, потому что капитан Бакуго – он, конечно, вызывает уважение, но команда – забота старпома. Стал он частью команды?
Ашидо долго молчала, сминала между пальцами старый бинт в кровавых разводах.
– Хорошо сработано, – сказала она наконец, и голос казался до странного тихим и спокойным, – настоящий герой.
Киришима прикрыл глаза, плакать теперь было бы глупо.

[Гость]

Чот на неделю Киришимы слабенькое совсем принесли. Киришима/Айзава - просто фэйспалм, что это было.
надо было Старателя выбирать

[Гость]

Киришима/Айзава - просто фэйспалм, что это было.

+1. вроде начиналось все неплохо, я даже как-то проникся печальным киришимой, но ээээ концовка была внезапна и бессмысленна.

[Гость]

давайте не будем о печальном, аноны! что понравилось, что зацепило?
я вот не могу определиться, какой из киримин мне нравится больше, они оба такие клевые!

[Гость]

а я не успел. Киришима и Ашидо, пиратское АУ без причуд

читать быстродраббл на 300 слов

Какая перспективная аушка! Мне очень понравилось, анон и про рожки и про вопрос, стал ли Киришима частью команды) Очень классно! Жалко, что ты не успел((

[Гость]

ну я пока кроме киризавы прочитал кигигам, и он охуенный. надо будет автору сирдец донести.

[Гость]

пронзите автора киригама, я ж не доживу до деанона

[Гость]

Да нормас Киризава, а что вы хотели, хэппиэндинг?

[Гость]

пронзите автора киригама, я ж не доживу до деанона

С.? Н.?

[Гость]

Да нормас Киризава, а что вы хотели, хэппиэндинг?

не рояль в кустах.

[Гость]

С.? Н.?
вот кстати, они похоже пишут

[Гость]

A long time ago я тут как-то фанонил фанон, в котором Мидория - герой номер один, а Шинсо в депрессии и работает при полиции.
В общем, шиндеку от дедлайнера, который слишком долго бежал. Постакнон, романс, pg-13, ~13 500 слов.

Часть 1

Электронный писк будильника звучал как увертюра к концу света. Он был громким, надрывным и знаменовал собой приход понедельника. Будильник был старше самого Шинсо и достался ему от прошлой хозяйки квартиры. Она хотела его выкинуть, говорила, что это рухлядь — цифры на дисплее едва видны, в нем не работает радио и не регулируется громкость — но Шинсо попросил оставить, если он ей не нужен. Сам не знал, с чего вступился за это барахло, но потом оценил мудрость своего решения — очень удобно ненавидеть каждое утро одну конкретную вещь, а не весь мир в целом.

Впрочем, любви к миру Шинсо тоже не испытывал, особенно по утрам. Лежа в постели, он разглядывал слипающимися глазами сероватую стену перед собой. Когда-то обои, судя по всему, были голубыми, но выцвели и превратились в тусклое полотно с мелким клетчатым узором. Менять их Шинсо не стал, он вообще не стал делать ремонт в квартире — какая разница, чем оклеены стены в его доме, если он приходит сюда только спать. И то сны такие, что лучше бы он не спал вообще.

Будильник продолжал захлебываться писком. За окном графитовое небо готовилось пролиться дождем.

Шинсо выключил будильник, рывком поднялся с кровати и небрежно набросил на неё покрывало. Хотелось рухнуть обратно в постель, в висках уже с самого утра кололо, и шея ныла от неудобной позы во сне. Боль в висках и шее просыпалась с ним каждое утро, и каждое утро Шинсо казалось, будто он наспех собирает себя из осколков, перематывает скотчем и изо всех сил делает вид, что так и должно быть. Но, стоя в ванной и глядя на свое отражение в зеркале, Шинсо понимал, что так быть не должно: нельзя иметь такие мешки под глазами и цвет лица в тон своим выцветшим обоям.

А ещё ему нужно сменить бритву, заплатить по счетам, выкинуть наконец из холодильника молоко, которое наверняка давно прокисло, и сделать десяток мелких дел, требующих его внимания. Эта бытовая рутина была такой обременительной, но в то же время такой необходимой. Порой доведенные до отчаяния люди не сводят счет с жизнью только потому что им нужно постирать одежду. Они могут стоять на балконе, смотреть на простирающийся внизу город, думать о том, как можно прыгнуть навстречу огням улиц и темному асфальту, а потом вспоминают о нестиранной одежде и возвращаются назад в квартиру.

Не то чтобы Шинсо хотел покончить жизнь самоубийством — ну нет, эта мысль ему была не по душе — но таких несостоявшихся самоубийц он понимал.

Выбирая между своим геройским костюмом и рубашкой с галстуком, Шинсо остановился на рубашке. Улицы он сегодня не патрулировал, а для допроса преступников костюм был и вовсе не нужен. Ему и его причуде вообще не нужен был костюм, если уж на то пошло — только, может быть, кастеты, которыми он порой развязывал языки особо неразговорчивым.

Дорога до полицейского управления заняла привычные сорок минут. Длинная бетонная глыба здания с безликими окнами была привычно серой. Охранник на входе привычно избегал встречаться глазами с Шинсо, а турникет привычно пропищал в ответ на приложенный к нему пропуск. Все было привычно до зубовного скрежета — настолько, что хотелось закричать, разломать что-нибудь, чтобы хоть как-то нарушить весь этот размеренный ход жизни. Поднимаясь по лестнице к себе на этаж, Шинсо думал, что, пожалуй, ему просто нужен отпуск. Ну или он засиделся в офисе без дел на передовой.

Формально в полиции он не работал: он был героем и числился в одном из геройских агентств. Вот только в агентстве он появлялся редко — в основном, чтобы сдать отчеты или ознакомиться с разнарядками на задания — зато в полиции у него был свой кабинет, свой стол и свои кипы протоколов допросов и бумаги по расследованиям.

У каждого героя свое поле битвы: кто-то сражался со злодеями в первых рядах, кто-то спасал людей, кто-то искал пропавших в лесу или в море, а кто-то — Шинсо. Он допрашивал одних психопатов, чтобы найти других психопатов, выводил на чистую воду лжецов и спасал от заключения несправедливо обвиненных. О, клиентура у него была что надо: убийцы, насильник, наемники-головорезы, торговцы наркотиками и людьми. И у каждого своя потрясающая жизненная история, которую Шинсо не хотел знать. Будь он писателем, уже давно бы мог выпустить книгу под названием «Тысяча и одно зверство, на которые способны люди». Он копался в чужих тайнах как в мусоре, пачкая руки по локоть и надеясь отыскать именно то преступление, которое ему нужно.

Даже самые искренние люди в кругу друзей, рассказывая о себе, выбирают выражения. Они выбирают слова, выбирают, как подать информацию, чтобы не произвести неправильное впечатление, и никогда не выдают своих истинных желаний или мотивов полностью. Причуда Шинсо не оставляла преступникам выбора, и ему приходилось иметь дело с неподдельным человеческим нутром, с самым отвратительным, что в нем было: с тем, что даже злодеи маскируют и прячут. Поэтому он чувствовал себя одновременно следователем, психологом и священником, которому исповедовались в грехах. И не то чтобы Шинсо это радовало. Конечно, он спасал жизни — сколько преступлений он раскрыл и сколько предотвратил! — но здесь не было ни оваций, ни благодарных жителей, простирающих к нему руки, словно к спасителю, ни славы, ни чужого восхищения. Только грязь, бесконечная грязь.

И все же свою работу он любил. Ну, может быть, не прямо-таки любил, но чувствовал свою ответственность, чувствовал, что делает все правильно, что он на своем месте. Его помощь полиции была неоценима: никто не мог с этим поспорить.

И, оставайся работа единственным мрачным пятном в его жизни, Шинсо был бы даже счастливым человеком.

Маленький кабинет с бледно-желтыми стенами он делил с Учидой: тот был худым, рано лысеющим человеком с маленькими глазками и вытянутым подбородком. В его лице всегда присутствовало что-то неуловимо противное, отталкивающее — как будто он постоянно выжидал момент, чтобы сделать гадость. Хотя, возможно, Шинсо был предвзят, потому что они не ладили. Караем уха он слышал, что Учида закатил скандал, когда его решили посадить к нему в кабинет.

Никто не хотел сидеть с Шинсо.

Когда он вошел, Учида уже щелкал мышкой и что-то выискивал в компьютере. Он даже не повернулся в сторону открывшейся двери, но Шинсо все равно хмуро произнес:

— Доброе утро.

— Доброе, — сухо ответил Учида после короткой паузы.

— Что, думаешь, если скажешь больше одного слова, я тебя поймаю? — усмехнулся Шинсо. — Тогда не надо было мне вообще отвечать.

Учида ничего не сказал, продолжая пялиться в свой компьютер.

Никто не хотел говорить с ним без надобности, Шинсо к этому давно привык, хотя легче не становилось. Он был как чумная крыса, как прокаженный, к которому боялись подходить, чтобы не подцепить заразу. С ним даже опасались находиться в одной комнате — как будто в любой момент он мог сделать из них послушных марионеток. Переубеждать было бесполезно, Шинсо пытался, много раз пытался, но все было без толку. Люди по-прежнему относились к нему настороженно и смотрели со страхом, а он ведь даже не давал поводов.

Страшно подумать, что бы случилось, если бы поводы были.

Папки лежали на столе в том же виде, в котором он их оставил: что-то открыто на середине, кое на каких страницах прилеплены стикеры. В основном здесь были протоколы допросов — их Шинсо перечитывал порой по нескольку раз в поисках зацепок. Иногда дела были простыми: к нему приводили подозреваемого, Шинсо заставлял его говорить и тут же выяснял, виновен тот или нет. Но такие подарки судьба дарила редко, поэтому в основном подозреваемых приходилось искать, выуживать информацию из чужих голов, подсылать шпионов, исследовать улики. Совсем становилось весело, когда в дело вступали преступные группировки — умелые главари никогда не хранили все яйца в одной корзине, а рядовые бандиты мало что знали о планах верхушки. Тогда Шинсо шел от одного человека к другому точно пересчитывая звенья цепи. Кто-то называл его пауком, плетущим сеть, но Шинсо думал, что этой сетью он скорее опутывает себя самого.

К тому же за глаза его обычно называли другим, более обидным прозвищем.

Искусство допроса в случае Шинсо было в том, чтобы не узнать лишнего. Нельзя просто сказать человеку «рассказывай всё», иначе он, повинуясь причуде, действительно начнет рассказывать все подряд. Нужно было задавать конкретные вопросы чтобы получать четкие ответы и не узнать больше.

Но Шинсо всегда узнавал больше, чем требовалось.

Как-то раз он слышал историю о девушке, которая могла читать мысли и не могла это контролировать. В конце концов она спрыгнула с крыши, только чтобы больше не слышать голоса и не знать, какие люди внутри. Так что Шинсо почти повезло — он хотя бы не смотрел в чужие души постоянно.

И все же он заглядывал в них куда чаще, чем хотелось бы. Он был так близко к преступникам, буквально забирался к ним под кожу и надевал их шкуры на себя. И порой ему казалось, что все те истории, которые он слышал — это его собственные истории. В кошмарах он видел, как режет людям глотки, как вспарывает животы и ломает кости. Он просыпался среди ночи, и, парализованный ночным страхом, не мог пошевелить даже пальцем. Только пялился широко раскрытыми глазами в потолок, и чувствовал, как медленно подступает осознание: его постель мокрая от пота, а не от крови.

Ночные кошмары, отвращение к людям и всеобщий страх — какая несправедливо высокая цена за его причуду.

[Гость]

Часть 2

По окну застучали капли — дождь, который собирался все утро, наконец-то начался. Тоскливая серость города подернулась водяной дымкой, контуры зданий размылись, внизу на улицах распустились зонты. Свой зонт Шинсо оставил дома, и, если к вечеру дождь не прекратится, придется вымокнуть до нитки. Он помассировал ноющие виски, сдул пыль с черного краешка монитора и наконец придвинул к себе бумаги. Перед ним лежали протоколы двух преступников, проходящих по одному делу, и чьи показания разнились. Лгать при допросе они не могли — Шинсо не давал им такой возможности. Но вот их собственные знания вполне могли отличаться, такое часто бывало. Так что Шинсо предстояло выяснить, чьи же сведения верны.
Однако он не успел прочитать и строчки — в дверь коротко постучали, и Шинсо буквально вздрогнул. К ним с Учидой редко кто заходил, они здесь были как в резервации. В основном сюда никто не совался из-за самого Шинсо — рабочее место с ним в кабинете приравнивалось к ссылке, поэтому Учида так бесился. Так что гости всегда здесь были неожиданностью.

— Войдите, — проговорил Шинсо.

Серебристая дверная ручка дрогнула, и дверь открылась. В кабинет вошел высокий молодой человек: подмышкой он держал ярко-синю папку, на нем был темный костюм с зеленоватым отливом, и Шинсо потребовалось несколько секунд, чтобы узнать в вошедшем Мидорию Изуку.

Вот уж действительно неожиданный гость.

— Здравствуйте, — Мидория, улыбнувшись, коротко поклонился Учиде и тут же протянул руку Шинсо. — Привет, давно не виделись!

— И вправду, — ошарашенно кивнул Шинсо, пожимая ему руку в ответ. Рукопожатие у Мидории было крепким, а ладонь — шершавой и горячей.

Когда Шинсо перевелся в геройский класс, именно с Мидорией у него завязались более-менее дружеские отношения. С ним в принципе сложно было не дружить, так что ничего удивительного. После выпуска из академии их дороги разошлись, но они оставались хорошими, но не очень близкими приятелями — дежурные поздравления в праздники, редкие встречи, если их класс вдруг решал собраться вместе. Последний раз они виделись года два назад — вернее, Мидория последний раз видел Шинсо два года назад. Сам Шинсо постоянно видел его в новостях.

О герое номер один молва никогда не затихала.

— Ты как? — поинтересовался Мидория. — Как работа? Как жизнь в целом?

Видеть его в строгом пиджаке и при галстуке было довольно непривычно — он напоминал скорее вышибалу в солидном ночном клубе, чем героя. Но у него было все такое же мальчишеское лицо: низменная радостная улыбка, большие зеленые глаза и россыпь веснушек на щеках и носу. Нет, с таким лицом точно бы не взяли в вышибалы — только в герои.

— Нормально, — сдержанно ответил Шинсо. Разумеется, это было не так, но на вопрос вежливости точно не стоило отвечать жалобами. — Слышал, как ты разделался с Кровавым Дьяволом. Отличная работа.

Конечно, Шинсо слышал не только это, но нельзя же прямо с порога выяснять правдивость слухов. Слухи тянулись за каждым героем словно гремящие консервные банки, привязанные к хвосту кошки, и дай бог половина из них была правдой. Вот только какая половина — это самое интересное.

— Да, спасибо, — смущенно ответил Мидория. На долю секунды показалось, что его улыбка померкла, но он тут же отвернулся и принялся разглядывать кабинет.

— Присаживайся, — Шинсо махнул в сторону свободного стула рядом со своим столом. — Я так понимаю, ты не просто бывшего одноклассника забежал проведать.

Это не должно было прозвучать как укор, но именно так оно и прозвучало. Мидория пристыженно опустил голову, а Шинсо мысленно выругался — кто его за язык тянул, спрашивается. Они долго не общались, но не Мидория же в этом виноват. В этом вообще никто не виноват — только их работа.

— Так что случилось? — ещё раз и как можно мягче спросил он.

— Есть одно дело, — вздохнул Мидория, — и мне нужна твоя помощь в нем. Очень неловко об этом просить, но, если не возьмемся за него, то могут погибнуть люди. А в расследованиях тебе нет равных, никто не найдет преступников быстрее, чем ты.

Звучало так лестно, что Шинсо невольно улыбнулся. В конце концов похвала из уст героя номер один дорогого стоит. Да и не так уж часто Шинсо в свой адрес слышал приятные слова, поэтому ценил их вдвойне.

— Выйдешь? — обратился Шинсо к притихшему Учиде. Он сидел на своем месте и напряженно разглядывал то его, то Мидорию.

— С чего вдруг? — возмутился он.

— Нам надо поговорить.

— Это моя проблема что ли?

Каким же неприятным ублюдком все-таки был Учида. Лучше бы он и дальше испуганно молчал. Шинсо мог понять тех людей, которые его боятся, правда мог. Но вот тех, кто намеренно ищет с ним конфликта, он понимать отказывался.

— Чего это ты расхрабрился? — протянул Шинсо. — Хочешь, заставлю выйти в окно? — мстительно добавил он.

— Ну давай, рискни, тебя…

— Ничего-ничего, — тут же вмешался Мидория, — я-то не против, чтобы вы остались, — обратился он к Учиде. — Я не скажу ничего, что стоило бы скрывать, просто, надеюсь, дальше полиции эта информация не пойдет.

Шинсо уставился на него почти с восхищением — Мидория не угрожал, не такой он был человек, чтобы кому-то угрожать. Это бы подтвердил любой, кто знал его. Вот только Учида не знал. А потому, когда герой, выбивающий дурь из злодеев в первых рядах, деликатно намекает, что не стоит делиться информацией со всеми подряд, невольно задумаешься: а нужна ли тебе вообще эта информация? Поэтому Учида состроил кислую мину и проговорил:

— Ладно, я все равно собирался за кофе.

Когда дверь за ним закрылась, Шинсо тяжело вздохнул и пробормотал:

— Прости за эту сцену. У меня тут не все гладко с рабочим коллективом.

— Ты же здесь не работаешь, — удивился Мидория.

— По бумагам — да. Но что толку сидеть в агентстве? Все нужные мне материалы обычно тут, сюда же приводят преступников — не вижу смысла бегать между двумя офисами. Смотри, у меня даже здесь чашка своя есть, — Шинсо невесело усмехнулся.

— Теперь понятно, почему в агентстве сказали искать тебя здесь.

— Тогда выкладывай, для чего ты меня искал.

— Ах, да, конечно, — спохватился Мидория и протянул ему синюю папку с бумагами. — Слышал что-нибудь о банде «Черные корсары»?

— Слышал. Уличная шпана, занимаются мелким грабежом и разбоем. Вылавливать их все равно что вычесывать блох из бездомной собаки, зачем они тебе?

Содержимое папки не представляло для Шинсо особого интереса — там были фотографии и имена преступников, которые ему ни о чем не говорили; были выдержки из протоколов дел, несколько распечаток районов города с отметками, где совершались преступления. Все это само по себе для Шинсо ничего не значило, поэтому он ждал пояснения от Мидории.

— Да, ты отчасти прав, — тот кивнул, — те, что на улицах — просто мелкие бандиты, которых десятками ловят чуть ли не каждый день за драки и хулиганство. Но я бы сказал, что у этой банды двойное дно.

— В каком смысле?

Мидория помассировал переносицу — у него был вид человека, на которого слишком многое давит и которого слишком многое беспокоит. Было время, когда Шинсо ему завидовал, завидовал его причуде, завидовал тому, как люди любили его, как тепло к нему относились, но сейчас он не чувствовал и доли той зависти. Теперь он скорее сочувствовал Мидории — тот вечно все взваливал на свои плечи и гордо тащил на себе всю ответственность. И то, что он обратился за помощью к Шинсо, о многом говорило. Хотя бы о том, в каком тупике находился Мидория.

— Несколько героев — я в том числе — столкнулись с их деятельностью. Недавно задержали фургон, принадлежащий «Корсарам», который перевозил некую разновидность взрывчатки. А ещё раньше обнаружили брошенную лабораторию, которая принадлежала им же. Вероятно, боялись, что их накроют, и успели перенести все оборудование куда-то ещё. Словом, есть подозрения, что они готовят теракт.

— Они же уличные головорезы, не террористы — зачем им это?

— В том-то и вопрос: зачем, когда, где? Может быть, они просто готовят взрывчатку на продажу, я не знаю. Поэтому я и пришел к тебе, видишь ли я… Я не могу взяться за это сам.

В его голосе звучало столько неприкрытой горечи, что у Шинсо сердце сжалось — конечно, он не мог. Его присутствия требовали десятки катастроф, он был нужен в стольких местах одновременно, что никак не мог позволить себе гоняться за единственной бандой, не имея зацепок и ориентиров. Это однозначно была работа для Шинсо, и, если честно, он точно сделает её лучше и быстрее, чем сам Мидория. Мысль об этом была сладкой, как пирожное — приятно иногда потешить свое самолюбие, чего скрывать. Не так уж много в мире найдется вещей, которые Шинсо способен сделать лучше, чем первый герой страны.

— Конечно, — ответил он, — я помогу. Правда, мне нужно откуда-то начать, мне нужны отчеты, доступ к преступникам, задержанным по этому делу — если повезет, кто-нибудь из них все выложит сразу.

— Тебе все предоставят, я разберусь, — горячо заверил его Мидория. — Отчеты, официальный запрос на сотрудничество, преступников — все, что потребуется.

— Тогда по рукам, — кивнул Шинсо. — Давно я ни с кем не работал в паре, — хмыкнул он.

Мидория улыбнулся и неловко потер шею:

— Я, в общем-то, тоже. И, слушай, — он замялся, нервно теребя воротник рубашки, — если есть время, может, вечером встретимся? Давно не виделись все-таки.

И все же он серьезно принял слова Шинсо на свой счет — что за невероятный человек! Все время думает, что он кому-то обязан, что именно он несет ответственность за всех, и если кто-то несчастен, то виноват в этом лично Мидория.

[Гость]

Часть 3

Сначала Шинсо хотел отказаться, а потом подумал: когда он последний раз выходил хоть куда-нибудь, кроме работы? Когда он последний раз разговаривал с людьми, которые не виновны в чужих смертях? Видимо, судьба услышала его мысленные жалобы на жизнь и послала ему Мидорию. Оттолкнет его, и точно придется намыливать веревку, потому что друзей у Шинсо не было, а все хорошие знакомые растворились по окончанию академии. Будь это добровольное одиночество, он бы не жаловался — в целом, ему не так уж и нужна компания, разве что иногда. Но это было даже не одиночество, а изоляция. Как в тюремной камере.

— У меня есть время, — ответил Шинсо. — А вот у тебя-то найдется?

— Для тебя найдется, — просиял Мидория. — Тогда я пойду, хорошо? Мне нужно…

Можно было послушать, как он неловко оправдывается, но Шинсо милосердно избавил его от этого.

— Иди, конечно, — перебил он Мидорию. — До вечера.

—Я позвоню тебе. У тебя ведь не изменился номер?

— Нет, так что буду ждать твоего звонка.

У Мидории было одно потрясающее качество, которое Шинсо больше прочих ценил в нем — все, к чему он прикасался, становилось лучше. Это была какая-то магия, врожденный талант, нечто, чему не было названия. Он, сам того не зная, как настоящий герой появлялся именно тогда, когда был нужнее всегда: так было для Шинсо в академии, так получилось и сейчас.

Может быть, невероятный дар Мидории сработает и на его жизни, как знать.

Когда он наконец ушел, Шинсо задумчиво уставился в окно, смакуя послевкусие от этой встречи. Он перекатывал его на языке как вино и отчетливо чувствовал привкус перемен. Оставалось надеяться, что они будут к лучшему.

По стеклу текли капли. Небо по-прежнему было однотонно-серым, но дождь уже прекратился. Возможно, даже не придется мокнуть по дороге домой.

***

Вечером они встретились в одном из баров — Шинсо порой заходил сюда, ему нравилось это место. Здесь было довольно тихо, но не безлюдно: то, что нужно, когда хочется куда-то сходить, но не хочется идти в шумные ночные клубы. Шинсо даже пару раз знакомился здесь с девушками — на одну ночь, не более. Иначе бы пришлось больше рассказывать о себе, и любая девушка, узнав о его причуде, решила бы, что он затащил её в постель силой. Шинсо никогда так не делал, сама мысль об этом ему была противна, но он и никогда не предупреждал о своих способностях. Даже не упоминал, что он — герой; говорил будто работает в полиции и очень убедительно отстаивал необходимость полицейских даже в эпоху героев. Такое вранье было несправедливым по отношению к девушкам, но все же лучше, чем неприкрытая правда — тогда бы на Шинсо наверняка смотрели как на маньяка.

Но сегодня напротив него сидел Мидория, который смотрел на него со смесью беспокойства и радости, так что можно было не притворяться.

— Что будешь пить? — спросил Шинсо.

— Я даже не знаю, — пробормотал Мидория, изучая меню. — Апельсиновый сок, наверное.

— В баре? Ты издеваешься?

— Я просто не пью вообще-то, — Мидория смущенно засмеялся. — Думаю, мне лучше всегда держать голову ясной.

Он сменил свой строгий костюм на обычные светлые джинсы и красно-сине-желтую толстовку с капюшоном — цвета Всесильного. Даже теперь, когда у самого Мидории было полно поклонников, тот оставался его фанатом. Шинсо отлично помнил его комнату в общежитии сверху донизу обклеенную плакатами и заставленную фигурками — он не представлял, как в такой комнате вообще можно жить. Но Мидория жил, бережно протирал свою коллекцию тряпочкой от пыли и до сих пор носил вещи с изображением Всесильного — например, эту толстовку. Она была ему слегка маловата в плечах, слишком плотно обтягивала его мощные руки, но она точно была его любимой — в этом Шинсо почему-то даже не сомневался. Ему и самому эта толстовка нравилась — в ней Мидория выглядел таким привычным, близким, не то что в костюме.

— Я думаю, что ты слишком напряжен, — хмыкнул Шинсо. — Но дело твое: сок так сок. Я лично буду пиво. Сиди, я принесу.

Когда он вернулся с высоким пивным бокалом в одной руке и узким стаканчиком с соком в другой, Мидория с увлечением смотрел по сторонам и разглядывал интерьер бара. У него было забавное выражение лица — как у щенка, которого в первый раз вывели на прогулку. Как будто раньше в барах не бывал, ей богу.

— Здесь очень мило, — он кивнул в сторону панно из мелких лампочек на одной из стен. — Часто ходишь сюда?

— Временами, — кивнул Шинсо, отпивая из бокала. — А ты чем занимаешься, когда не спасаешь мир?

— В основном сплю и тренируюсь, — Мидория заулыбался. — Ну, ещё пытаюсь поддерживать порядок в своей квартире, чтобы не пришла мама и не отчитала за кавардак.

— Мама? Серьезно?

— Ты даже не представляешь насколько.

— Дорого я бы отдал, чтобы посмотреть, как нашего героя номер один отчитывает мама за немытую посуду.

— Поверь, ничего интересного. Я стою, потупив взгляд, как будто мне пять лет, а мама причитает, что, если бы все увидели, какой у меня бардак на столе, мигом выгнали из всех геройских рейтингов.

Наверное, все мамы были одинаковыми, так что Шинсо его понимал: родители к нему захаживали редко, по больше части он сам навещал их, но если маме случалось оказаться у него дома, то она даже ничего не говорила. Просто смотрела с молчаливым укором и тоской, а Шинсо только разводил руками — ну не до уборки ему было, он же, считай, на работе живет.

Поэтому слышать, что у Мидории точно такие же бытовые проблемы было забавно и даже приятно. Выходило, что не так уж сильно его жизнь отличалась от жизни Шинсо.

— А как же геройские тусовки? Неужели никуда не ходишь? — решил уточнить он.

— Я? — удивился Мидория. — Нет, конечно, нет! Да и когда мне?

— А встречи с фанатами? Телевидение? Интервью?

Лицо Мидории помрачнело, а улыбка неожиданно потухла. Он опустил взгляд, вырисовывая пальцами круги на столе, и тихо пробормотал:

— Я стараюсь этого избегать. Знаю, знаю, я должен быть более… Открытым и более контактным с прессой, но я не хочу. Я хочу спасать людей, а не сиять улыбкой с экранов — я же герой, не кинозвезда какая-нибудь.

О Мидории говорили много и часто, зато сам Мидория обычно говорил кратко и по существу. Если ему случалось отвечать перед камерами, то он обычно выдавал несколько дежурных фраз вроде «меры предприняты», «все в порядке» и «не о чем беспокоиться» и ободряюще улыбался. Глядя на него в новостях, Шинсо невольно усмехался, вспоминая, как тот нервничал у доски и терялся перед классом. Много времени с тех пор прошло, но Мидория так и не научился работать на публику.

Сам Шинсо никогда не знал, каково это — быть настолько популярным. Газеты и журналы про него не писали, его имя не мелькало в списках «лучшие герои», «самые завидные женихи», «топ-десять» и тому подобных, да и к верхушке рейтингов он не рвался. Причуду старался не афишировать: слыл профессионалом в определенных кругах, а большего ему было и не нужно. Чем он известнее, тем меньше у него преимущества перед потенциальными врагами. Да и едва ли он снискал бы всеобщее обожание и почет с таким-то способностями.

И все-таки иногда он чуточку завидовал Мидории. Несмотря на некоторую закрытость люди его любили.

— Твой кумир был бы недоволен, — Шинсо кивнул в сторону его яркой толстовки.

— Ну да, прочитал бы мне целую воодушевляющую лекцию о том, как важен медийный образ, — усмехнулся Мидория. — Но я ведь не он, я не могу так же.

Неприкрытая печаль звучала в его голосе, и сам он выглядел подавленным. Шинсо неплохо разбирался в людях, а потому чувствовал в нем хорошо запрятанное отчаяние и тревогу. Что-то таилось в его опущенных плечах и грустной улыбке, и это точно была не тоска по Всесильному, про которого они вспомнили. Может быть, Мидория считал себя недостойным своего места в мире и думал, что ему никогда не превзойти своего учителя — как знать. Такие вещи напрямую вот так запросто не спросишь, нетактично это.

[Гость]

Часть 4

И все же был один вопрос, который мучил Шинсо с самого утра и который он хотел задать прямо. Он провел пальцем по округлому боку бокала, стирая холодные капли и тщательно обдумывая свою следующую фразу. То, что он собирался спросить, было невероятно подло и бестактно — так делать нельзя, если хочешь сохранить хотя бы подобие дружеских отношений. Но Шинсо был готов рискнуть — он чувствовал, что у Мидории, как и у него самого, есть претензии к жизни, а потому хотел докопаться до них. Не из лучших побуждений, правда — в нем играло профессиональное любопытство и желание услышать, что у Мидории тоже не все так хорошо, как кажется.

Когда страдаешь сам, нет ничего приятнее узнать, что у коллеги, друга или соседа все ещё хуже.

— Говорят, Красного Дьявола ты убил, — медленно произнес Шинсо.

Ну в самом деле, он как будто всадил товарищу кинжал под лопатку, чтобы самому было не так одиноко истекать кровью. До какой низости он дошел, с ума сойти.

— Интересуешься сплетнями? — спокойно спросил Мидория. Он не поменялся в лице, но Шинсо показалось, что взгляд у него стал чуть холоднее и настороженней.

— Сплетнями я не интересуюсь, поэтому и спрашиваю прямо.

Впрочем, сплетни конечно же ходили, Шинсо не мог пропускать их мимо ушей — в полиции было слишком популярно болтать о том, что делают герои. Красный Дьявол был рогатым чудищем, которое изрыгало пламя и обладало крепкой шкурой. Он убил восемь человек и прикончил двух героев, прежде чем Мидория его утихомирил. Поэтому и поговаривали, будто он так отделал Дьявола, что того повезли не в тюрьму, а сразу в морг. Сначала Шинсо не поверил в это — убивать точно не в духе Мидории, он уважал законы геройского мира и старался им следовать. Но он замешкался, когда Шинсо напомнил ему об этом деле утром — почему?

— У тебя есть доступ к разным отчетам, можешь узнать сам, — уклончиво произнес Мидория.

— Ты и сам прекрасно знаешь, что некоторые детали в отчетах замалчиваются. Как раз для того, чтобы потом никто ничего не разузнал, — отмахнулся Шинсо. — Слушай, я, может, и ошиваюсь в полиции, но я — не полицейский. И не стану тебя осуждать и никому не расскажу — ха, кому мне рассказывать, со мной даже сосед по кабинету общаться не хочет.

Медля с ответом, Мидория поболтал сок в стакане, отпил немного, облизал губы и уставился на барную стойку слева от их столика. Шинсо не торопил его и терпеливо ждал. Пиво горчило на вкус, пальцы покраснели и замёрзли от холодного бокала в руке, а головная боль, мучавшая с самого утра, вдруг немного отпустила — уже неплохо.

— Он в тяжелом состоянии, — вдруг тихо произнес Мидория. — Если повезет, то выживет.

— Если повезет? — переспросил Шинсо.

— Никто не любит лечить преступников — особенно тех, кто забрал десяток жизней и кого, скорее всего, приговорят к смертной казни. По нему не будут плакать, и, если, скажем так, врачи не станут биться за его жизнь, никакого общественного резонанса тоже не будет — они всегда могут сказать, что я просто нанес ему слишком значительные травмы.

— Однако, — протянул Шинсо. — Ты, конечно, любишь людей, но явно не лучшего мнения о них.

— Нет! — запротестовал Мидория. — Нет! Это не так! Я доверяю людям, просто… Просто они не всегда поступают благоразумно. Я ведь тоже так поступил — перегнул палку, увлекся, — он сжал руку в кулак. — Когда обладаешь такой силой, приходится сдерживаться. А если этого не делать, то может случится… Непоправимое.

Слова давались ему с таким трудом, что Шинсо стало тошно самого от себя — ну и как у него хватило совести лезть человеку в душу только чтобы облегчить собственную? И ведь Мидория ответил ему честно, хотя мог просто послать к черту и посоветовать не лезть не в свое дело.

— Ты прости, — вздохнул Шинсо, — я не из праздного любопытства спрашивал. Просто интересно, только мне достается вся дрянь от этой героики, или у других тоже жизнь ничем не лучше. Думал, меня это приободрит.

Мидория был с ним искренен, и Шинсо решил, что тоже должен быть, как бы неприглядно это не звучало.

— Ну, везде свои проблемы, — Мидория пожал плечами. В его голосе не было ни злости, ни упрека. — Но я поделился своими, так что я буду рад, если поделишься чем-нибудь в ответ.

— О, ты точно не захочешь слушать мое нытье.

— Ты же мое выслушал. Да и потом, вдруг я чем-нибудь смогу помочь? Хотя бы добрым словом.

Стремление помочь всем так было характерно для Мидории — настоящий герой, трудился даже вне своего костюма и геройского имени.

Первой мыслью Шинсо было сменить тему разговора, чтобы не рассказывать о себе, но потом он подумал: почему нет? Ему нужно было выговориться, действительно нужно, и если не Мидории, то кому тогда вообще? Кто ещё во всем мире станет его слушать? Пусть они и не общались два года, но ничего между ними не изменилось — Мидория все также оставался для него едва ли не единственным другом, во всяком случае, он был ближе всех к этой отметке.

— Ты знаешь, как меня зовут в полиции? — начал Шинсо.

— Знаю, — мягко ответил Мидория, — тебя это беспокоит?

— Не столько само прозвище, сколько то, что за ним стоит. Меня боятся, со мной не хотят говорить дольше, чем это было бы необходимо — как будто я только и жду случая, чтобы превратить их в своих рабов.

— Это ведь не так.

— Попробуй докажи, — Шинсо пожал плечами. — Меня боятся даже злодеи, хотя на это грех жаловаться, конечно. Но, например, один тип знал, что я его ищу и что я рано или поздно до него доберусь. Так он вырезал себе язык, чтобы не предавать своего боса, можешь себе представить? Какая поразительная верность, прямо-таки достойно восхищения. Вот только ему это не помогло: я заставил его написать то, что он знает, на бумаге. Видишь ли, мне вовсе не нужно, чтобы человек говорил — достаточно, чтобы он нечленораздельно мычал мне в ответ. К счастью, тот преступник без языка этого не знал.

— А что ты делаешь с теми, кто отказывается говорить? Пытаешь? — осторожно спросил Мидория.

Шинсо засмеялся. Бокал в его руке затрясся, и пиво плескалось по стенкам, рискуя пролиться на стол. Ну почему, почему люди всегда в первую очередь думали о пытках? Неужели Шинсо был так похож на заплечных дел мастера?

— Как ты изящно демонизировал мой образ, — отсмеявшись, произнес он.

— Прости, — Мидория тут же смутился. — Просто я подумал, что как-то ты же должен их вынудить тебе ответить.

— Но для этого не обязательно кого-то пытать. Да и потом, кто бы мне позволил — официально, во всяком случае. Нет, неразговорчивых я чаще всего просто отпускаю.

— Отпускаешь? Преступников?

— Да. Но далеко они не уходят. Я ведь иду за ними — просто неприметный парень в толпе, чье лицо скрыто капюшоном. Я прошу закурить или спрашиваю дорогу, а меня обычно не глядя посылают к черту. И уж тогда они мне рассказывают, все рассказывают.

Мидория задумчиво потянул завязки на своей толстовке — шрамы на его ладонях оставались такими же отчетливыми как в академии и, кажется, ничуть не посветлели. Интересно, сколько новых он получил за все это время?

— Тебя это не радует, верно? — проговорил он после короткой паузы.

— Ну, сам подумай, что могут рассказать преступники. Один мне как-то поведал, что убил женщину, но она была такой красивой, поэтому он не удержался и трахнул её, пока тело не остыло.

— Мерзость какая, — Мидория скривился. — И как ты после этого спишь?

— Плохо, очень плохо, — Шинсо покачал головой. — Постоянно кошмары снятся.

Несколько секунд Мидория смотрел на него глазами, полными невыразимого сочувствия, а потом накрыл его руку, лежащую на столе, своей. Странный жест для выражения дружеского участия — слишком личный, слишком задушевный — но Шинсо вцепился в ладонь Мидории как утопающий. От этого прикосновения веяло теплом и уверенностью — тем, чего так чудовищно не хватало Шинсо.

Ладонь у Мидории была шершавой и грубой, у Шинсо руки были мягче — сразу видно, кто больше тренируется и чаще действует на передовой. В жестких мозолях остро ощущалась разница между ними, и от этого сразу стало тоскливо.

— Ты можешь звонить и жаловаться мне на свои дурные сны, — с улыбкой предложил Мидория.

— Ну нет, тогда мне придется звонить каждую ночь.

— Хотя бы иногда? Я не против.

— Хорошо, спасибо, — Шинсо спешно покивал головой, понимая, что Мидория просто так не отстанет, — я буду иметь ввиду.

Он нехотя отпустил ладонь Мидории — затягивать это своеобразное рукопожатие показалось ему неприличным и двусмысленным. Как будто они парочка, которая держится за ручки. Хотя, что если это было бы в самом деле так? Шинсо повертел эту забавную мысль в голове и так и сяк и очень живо представил, как все друзья Мидории в ужасе округляют глаза и в один голос твердят: «Ты что, это же Шинсо! Ты под его причудой, очнись!» Наверное, его бы в конце концов упекли в Тартар за то, что зомбировал национальное достояние.

Вышло бы очень смешно, не будь это так грустно и правдоподобно.

Одним глотком Шинсо допил своё пиво и вытер пену с губ.

— Пойдем, наверное? — сказал он.

— Да, конечно, — Мидория поднялся со своего места, отодвигая в сторону пустой стакан. — Но учти, я серьезно — звони, если захочешь поговорить. Ну и ли поговорим при встрече — в конце концов ещё увидимся в ближайшее время.

Выйдя наружу, они тут же разошлись: Мидория свернул направо, Шинсо — налево. Жаль даже, что им не по пути — у них бы нашлось что обсудить по дороге. Тем не менее, шагая по вечерней улице, разглядывая светящиеся вывески и фонари, Шинсо чувствовал себя на редкость хорошо. Казалось, что в темной комнате зажгли свечу: она не рассеивала мрак, но делала его немного уютнее.

[Гость]

Часть 5

***

Когда человек говорит, что ему можно звонить в любое время дня и ночи, подразумевается, что он говорит так из вежливости. Это одна из тех общепринятых фраз, которыми люди часто обмениваются, но за которым обычно ничего не стоит — никто в самом деле не будет ждать, что ему позвонят среди ночи и начнут жаловаться на жизнь. Лежа в постели и сжимая в руке телефон, Шинсо прекрасно это понимал.

Со встречи с Мидорией прошло три дня, и жизнь Шинсо вернулась в привычную рабочую колею. Он взялся за дело «Черных корсаров», как и обещал, начал с уже задержанных преступников и был слегка обескуражен — они мало знали о планах банды. Ситуация типичная — мелкую сошку редко допускали до важных тайн. Все как один говорили, что не знают, для чего предназначалась взрывчатка и с какой целью вообще производилась. Но под действием причуды Шинсо они охотно назвали имена своих подельников, а также тех, кто отдавал им приказы. Цепочка складывалась, звенья выстраивались друг за другом, но этого Шинсо было мало. Он играл со временем: судя по всему, «Корсары» действительно готовили нечто грандиозно разрушительное. И это «нечто» они могли устроить как через полгода, так и завтра. А ведь у него ещё толком не было никакой конкретной информации — только список людей, которых нужно было найти и допросить. Поэтому Шинсо нервничал и скрежетал зубами от бессильной злобы.

Тревога обострила кошмары — стресс и нервозность всегда их провоцировали, Шинсо к этому привык, но бороться с ним все равно не умел. Все потрясающие советы вроде «не нервничайте», «избегайте перенапряжения в течение дня», «не ешьте перед сном» и «пейте поменьше кофе» были для него бесполезными. Как будто это так легко взять и не нервничать, когда только и думаешь о том, как бы добраться до банды отморозков прежде, чем они что-нибудь взорвут.

И все же один условно полезный совет был: он рекомендовал поговорить с близкими. Именно поэтому Шинсо нерешительно крутил в пальцах телефон и думал, как ему поступить.

Старый будильник у кровати показывал «2:39» — в это время все нормальные люди глубоко спят, и будить их почти преступление. Шинсо не мог отделаться от чувства, что намерен спихнуть собственные проблемы на чужие плечи, и эта мысль отравляла ему душу. Он лежал, ощущая во рту горький привкус кошмара, разглядывая серый потолок, и старался дышать ровнее, чтобы колотящееся сердце успокоилось. От взмокшей шеи и груди пробирал озноб, но сил, чтобы натянуть одеяло повыше, у Шинсо не было.

Если он позвонит Мидории, то тот его выслушает и даже не подумает отказать или разозлиться. Не попросит перезвонить попозже, например, утром, не обидится, не станет ворчать — он не сделает ничего из этого. Наоборот, у него наверняка даже найдутся какие-нибудь нужные и подходящие слова, чтобы успокоить и приободрить. Шинсо это прекрасно знал, а потому считал, что пользоваться добротой Мидории попросту бессовестно.

Пластиковый бок телефона нагрелся от пальцев, а Шинсо уже дважды подносил его к лицу, щурясь от света и листая список контактов, и дважды откладывал. То, что Мидория сам предложил позвонить ему, ничего не меняло: будить человека посреди ночи без веской причины — свинство.

И все же.

Шинсо глубоко вдохнул, вновь листнул список телефонных номеров вниз и наконец нажал кнопку вызова.

В конце концов сам он ничего не терял, а Мидория в следующий раз будет умнее и не даст поймать себя на слове.

Трубку сняли после трех гудков, и первой мыслью Шинсо было тут же сбросить — на секунду его охватила такая паника, как будто ему семь лет, а он позвонил в полицию побаловаться. Но он тут же взял себя в руки: его номер все равно высветится на экране, и он будет выглядеть попросту глупо.

— Да? — голос Мидории был хрипловатым ото сна.

— Прости, — тут же пробормотал Шинсо.

— Может быть, хоть поздороваешься, прежде чем извиняться?

В трубке зашуршало, Мидория явно ворочался, и почему-то Шинсо казалось, что он сейчас улыбается: сонно, с закрытыми глазами, но все равно тепло и доброжелательно. Возможно, потому что ему хотелось, чтобы Мидория так улыбался.

— Привет и прости, — вздохнул Шинсо в трубку.

— Да брось, я вообще-то ждал, что ты позвонишь.

— Ждал?

— Ага. Я рад, что ты набрался смелости меня разбудить и позвонил, — Мидория засмеялся. — Так что не извиняйся.

Шинсо отнял телефон от уха и уткнулся лицом в подушку. Его звонка, оказывается, ждали: он даже не знал, что и чувствовать по этому поводу. Радость, смущение или злость на самого себя, что он такой жалкий и предсказуемый.

— У меня пока по «Корсарам» сплошное ничего, — проговорил Шинсо, вновь прижимаясь щекой к мобильнику. — Сдал в полицию ещё двоих, но толку никакого — эти тоже ничего не знают. Ненавижу крупные банды: все равно что муравьев пинцетом ловить по одному.

— Я уверен, что ты делаешь все возможное, — мягко ответил Мидория. — Но давай не про работу, хорошо? Ты ведь не для этого мне позвонил. Кошмар, да? Что снилось?

Не то чтобы Шинсо в самом деле хотелось рассказывать. Вернее, хотелось, конечно, но все же его кошмары — это не просто порождение спящего сознания. Они копировали реальные события и представляли собой адскую смесь, приправленную его собственной распаленной фантазией. Все эти жуткие истории про жестокие убийства, головокружительные ограбления, бандитские разборки и погони хороши в кино, но не в жизни. Жаль, что они не могут остаться только на экране.

— Ало, ты здесь? — позвал его Мидория.

— Да-да, извини, — тут же спохватился Шинсо. — Просто подумал, что, может, не стоит это все-таки пересказывать — ещё не хватало и тебе сон испортить.

— Ну ты чего, в самом деле? Я, конечно, не такой крутой детектив со стальными нервами, как ты, но тоже не в цветочном магазине работаю.

Шинсо показалось, что Мидория говорит с некоторой обидой, как будто он его недооценивал или считал неженкой. Это было вовсе не так, просто Шинсо казалось, что, если расскажет — вымажет в той же грязи, в которой копается сам.

А не расскажет — зачем тогда позвонил, спрашивается?

— Да какие там стальные нервы, — отмахнулся он. — Ладно, слушай небольшую предысторию. Я вот сказал, что ненавижу банды, и есть за что — обычно именно туда в конце концов прибивает всех больных на голову. Для них зверства — это рутина, там иногда такое творится, — Шинсо обреченно вздохнул. — В общем, была года полтора назад шайка, которая наркотики толкала в нескольких клубах. Долго их не могли прищучить, а потом стали люди пропадать. Поначалу полиция особо не чесалась — пропадали опустившиеся наркоманы, проститутки — кому до них было дело? А потом пропавших накопилось, начали связывать одного с другим: да неважно, в общем, как на эту шайку вышли —дело десятое. Важно, что они делали с должниками.

— Подозреваю, что ничего хорошего.

— Да, это уж точно. Тех, кто им задолжал, они отвозили за город и сбрасывали в старый колодец. Воды там не было — просто зияющая дыра в земле метров десять-одиннадцать глубиной. Сбрасывали живьем, и повезло тем, кто умирал от падения. Я был там, ездил с полицией и тащил одного из членов шайки, чтобы тот показывал дорогу… Ты не представляешь, какой был запах, когда сняли крышку.

Шинсо облизал в миг пересохшие губы, заново вспоминая тот день, когда он шел по влажной траве, мокрая земля пружинила под ногами, а низкие кустарники хлестали по коленям. Впереди него шагал преступник, послушно ведя их сквозь заросли, а сам Шинсо крепче сжимал в руках кастеты. Он знал, что ему не придется драться, но без них чувствовал себя почти голым — у него не было ни сверхсилы, ни супер-скорости; только хорошие навыки рукопашного боя. Поэтому кастеты он предпочитал всему остальному оружию: удобные, простые в обращении, легко можно спрятать в карманах, чтобы не привлекать внимание. Была у него и пара с лезвиями, но те — для совсем особых случаев.

— Из колодца вытащили четырнадцать трупов, — продолжил Шинсо. — Какая ужасная смерть. Лежать там, внизу среди гниющих тел и понимать, что скоро и по тебе будут ползать опарыши. Ублюдок, который рассказывал мне, как они их туда сбрасывали, улыбался — они всегда оставались послушать крики, когда закрывали колодец крышкой. Как мне хотелось заставить их самих шагнуть в этот колодец!.. — он зло стукнул кулаком по кровати.

Прошедшая давно ярость захлестнула с новой силой — как же порой Шинсо жалел, что не может своей причудой выстроить преступников в ряд и велеть им спрыгнуть с крыши.

— Шинсо, — прошептал Мидория.

В его голосе слышалась просьба продолжать дальше, и Шинсо усмехнулся. Хотел бы он, чтобы Мидория оказался сейчас с ним рядом — надежный как скала, хороший, спасающий живых людей, а не возящийся с мертвыми.

— Одно из самых мрачных дел на моей памяти, — сказал он наконец. — По-настоящему кошмарное, правда. Не удивительно, что оно мне приснилось. Будто я сам на дне этого колодца среди разложившихся тел: крышка закрыта неплотно, из через щель льется свет. Я чувствовал, что кто-то стоит наверху и смотрит на меня сквозь эту щель. Потом из бетонных стен полилась вода, а трупы хватали меня за ноги. Я стал захлебываться — у воды был такой гнилостный привкус — и тот, кто стоял наверху, довольно хмыкал.

В горле запершило, и Шинсо пришлось прокашляться. Остатки дурного сна вызывали в теле дрожь и рождали чувство притупленного страха, когда сам не вполне осознаешь, чего боишься. Ощущения, порождённые кошмаром — склизкие руки мертвецов, смрад и холод — были таким яркими, такими отчетливыми, что передергивало.

— В общем, не знаю, почему мне это приснилось сейчас — больше года прошло ведь — но вот такие у меня сны. Чудесные, правда?

[Гость]

Часть 6

Мидория молчал долго — Шинсо слушал его мерное дыхание, которое действовало успокаивающе, и даже решил, что тому совсем не обязательно что-то отвечать. Достаточно, что он просто выслушал все это, а теперь так уютно пыхтел в трубку. Шинсо закрыл глаза и прижал к груди кусок одеяла — как ребенок, честное слово, который сжимает в руках игрушку.

— Не думаю, что это поможет избавиться от ужасных воспоминаний, — проговорил наконец Мидория, — но ведь именно благодаря тебе в том колодце только четырнадцать трупов, и никогда не будет пятнадцатого.

— Ну да, — тихо ответил Шинсо, комкая одеяло. — Ну а ты? Тебе снятся те, кого ты не спас?

— Бывает.

— Расскажешь?

— В другой раз. На сегодня хватит и одной страшной истории.

— Тогда расскажи что-нибудь ещё? Что тебе обычно снится? — попросил Шинсо.

Наверное, совет «поговорите с близкими» был все-таки действенным: озноб отпустил, дышалось свободнее, и Шинсо медленно погружался в полудрему. Голос Мидории его убаюкивал — чем не колыбельная?

— Ох, не знаю даже, мне вечно всякая ерунда снится, — озадачился Мидория, а в трубке вновь зашуршало. — Ну вот несколько дней назад приснилось, что я пошел покупать новые ботинки. Хотел как обычно высокие на шнуровке — очень я такие люблю — а магазине были только теннисные тапочки почему-то. С узорами из огурцов, представляешь! И даже интерьер магазина был какой-то огуречный. Вот же глупость — огурцы. И тогда я пошел в другой, а там…

Мидория говорил быстро, немного неразборчиво: его любимая манера рассказывать о чем-то взахлеб. Но Шинсо лежал и слушал, не особо вникая в суть, а скорее улавливая голос и интонации и чувствуя, как проваливается в сон. Голос Мидории становился все тише и тише, пока в конце концов не растаял совсем.

Утром Шинсо привычно проснулся от писка будильника и тут же уперся подбородком в лежащий на подушке телефон. Заряд батареи тревожно светился тридцатью процентами, корпус был теплым, а щека слегка ныла от того, что Шинсо так и заснул с прижатым к ней мобильником. Снов ему больше не снилось, и только в памяти всплывали обрывки ночного разговора и теплый шепот Мидории.

***

Следующая неделя пролетела для Шинсо как один день — он с головой ушел в работу. Продвигался не так быстро, как хотелось бы, но ощутимые подвижки были: узнал, что «Корсары» действительно планируют теракт, узнал, что взрывчатку они готовили на продажу, а сам теракт — по сути рекламная акция для потенциальных покупателей. По сравнению с аналогами она отличалась большей мощностью при том же количестве, а ещё из-за неизвестного состава её будет почти невозможно обнаружить. Судя по всему, получали её на основе чьей-то причуды, но чьей и как, Шинсо не знал — бандиты, которых он допрашивал, сами были не слишком осведомлены в технологии. Впрочем, состав Шинсо волновал мало, потому что на главные вопросы — где и когда? — он все ещё не нашел ответов. Преступники туманно отвечали «скоро», так как точную дату должны были назначить буквально за день-два до самого теракта.

Мидория заглядывал к нему едва ли не каждый день — интересовался расследованием, его самочувствием, сном и настроением. Иногда звонил вечером и шутливо отчитывал его, если Шинсо все ещё работал — просил не лезть из кожи вон и беречь себя несмотря на срочность дела. Немного рассказывал о том, как у него прошел день и какие геройские подвиги он совершил сегодня.

Шинсо был ошеломлен этой неожиданной заботой, сбит ею с толку и в то же время невероятно польщен. Да что там — он был ею почти очарован и ловил себя на мысли, что едва ли не с замиранием сердца ждет от Мидории звонка и с надеждой поглядывает на дверь кабинета: вдруг в неё постучат?

Не то чтобы Шинсо не догадывался, к чему ведут все эти тревожные симптомы — догадывался, ещё как догадывался. Но это ничего не значило: он не хотел давать волю зародившейся симпатии. С ним такое было далеко не впервые — порой ему нравились люди, вот только людям сам он, как правило, не нравился, а потому о своих чувствах предпочитал умалчивать. Под людьми он подразумевал в первую очередь девушек — парни ему в романтическом плане не нравились, во всяком случае, Шинсо такого припомнить не мог. Мидория был каким-то особенным, исключением из правила, но это не вызывало особой тревоги. Какая разница, Шинсо все равно не собирался ничего предпринимать. Ему достаточно было и одной только влюбленности — он носил это светлое чувство в груди как маленький огонек. Слишком давно не испытывал ничего похожего, а потому просто наслаждался. Если бы на кону не стояли жизни людей, Шинсо даже малодушно потянул с раскрытием дела, чтобы у Мидории подольше сохранялся повод видеться с ним. Но, к сожалению, такого позволить себе он не мог.

Одним словом, у Шинсо и в мыслях не было афишировать свою неожиданную привязанность и тем более флиртовать с Мидорией и пытаться завязать роман. Вот только он не учел, что у самого Мидории могли быть на этот счет совсем другие планы.

В конце недели Шинсо улыбнулась удача — он напал на след одной крупной шишки, которая была ответственна за грядущий теракт. Его звали Риота Хирано, и вечером он предпочитал либо сидеть в массажных салонах с проститутками, либо колесить по городу и собирать дань со своих владений. Он был главой местной ячейки «Корсаров», которые, гнездились в нескольких крупных городах, а их концы терялись и вовсе где-то заграницей. Во многом они походили на клан якудза, вот только сами якудза — те, которые ещё окончательно не вымерли — наверняка смотрели на них как на грязь под ногами. У них не было ни дисциплины, ни четкой иерархии, и две трети «Корсаров» — полнейший сброд: плохо координированный, состоящий из подростков-хулиганов, неудачников, едва умеющих обращаться со своими причудами, и тупых отморозков, которые просто ищут крови. Настоящее нутро банды было очень хорошо скрыто от посторонних глаз, и Шинсо пришлось изрядно потрудиться, чтобы до него добраться.

Нутром был Хирано и его ближайшие прихлебатели, которые воротили дела куда серьезнее, чем драки и вымогательство. И они засели в небольшом баре вдалеке от главных улиц.

Шинсо стоял в узком проулке, больше походившем на трещину между домами. Здесь было темно, грязно, пахло отсыревшей бумагой и плесенью, глухие стены пересекали черные провода, а под ногами ветер перекатывал обертки. А ещё из проулка открывался прекрасный вид на вход в бар. Держась в тени, Шинсо разглядывал двух мужчин, дежуривших снаружи, и прикидывал, сколько окажется внутри. Сегодня у Хирано маленькое совещание, по окончанию которого он определится с датой — так сказал один из задержанных Шинсо. И не то чтобы вламываться туда одному было хорошей идеей, но что оставалось делать? Времени выслеживать Хирано потом просто не будет, к тому же…

К тому же Шинсо просто засиделся в офисе. Он отдавал себе отчет в том, что его неудержимо тянет на авантюру, но поделать с собой ничего не мог. Соскучился по адреналину, по драке, по возможности использовать свою причуду по полной. Допрашивать и подсылать шпионов — это так безопасно и так скучно, он устал от этого. Он ведь герой в конце концов, не канцелярская крыса с папкой бумаг в руках.

Решившись, Шинсо поправил капюшон на голове, натянул маску на нос и вышел из переулка. В несколько шагов он оказался у двери бара, и его тут же остановили:

— Ты куда собрался? — один из охранников встал вплотную к нему и загородил дверь спиной.

Он был высокий, худой, а на его хмуром лбу щурился третий глаз. Шинсо аж передернуло: когда живешь в мире, где почти у всех есть причуды, привыкаешь к любым мутациям, но некоторые все равно вызывают отвращение. Глаз вращался и жил отдельной жизнью от остальных двух, а потому смотрелся неестественно и мерзко.

— В смысле? Просто хочу выпить, — протянул Шинсо, непринужденно держа руки в карманах. — Пропустишь, может?

— В другом месте выпьешь, проваливай.

Шинсо ухмыльнулся, наблюдая, как стекленеют глаза охранника.

Первый.

— А у вас тут что, фейс-контроль? — обратился он к другому охраннику. Тот внешне ничем не выделялся в отличие от своего трехглазого товарища. — Да бросьте, ребята, это же просто забегаловка!

— Парень, ты глухой что ли? Тебе сказано: проваливай! — ответил тот.

Второй.

Шинсо не удержался и щелкнул пальцами, отмечая очередную марионетку. Ему бы ещё штуки три-четыре, и будет совсем хорошо.

— Открывайте дверь и входите первыми, — велел он.

Внутри бар оказался небольшим помещением с несколькими столиками. Позади стойки выстроились бутылки в ряд, тусклого верхнего света не хватало, чтобы разогнать тени по углам, а в воздухе отчетливо витал аромат прогорклого масла и теста — наверняка, когда бандиты не устраивали междусобойчик, тут к выпивке подавали такояки и якитори. Шинсо окинул бар настороженным взглядом, оценивая обстановку.

Сам Хирано вычислялся легко — по широкому шраму на щеке, мощной фигуре и крупным клыкам, выступавшим из-под верхней губы. Ими он мог прокусывать даже металл, а потому не зря носил прозвище «Саблезубый». С ним за столиком сидели двое: приземистый коротышка с копной соломенных волос и тощий тип с синеватой кожей и перепонками между пальцами. За соседним столиком ещё трое пили пиво, курили и играли в карты. Бармен напряженно протирал стаканы и держался словно мелкий служащий в присутствии начальства. Итого: семь человек — не так уж много, с семью Шинсо вполне способен управиться.

Впрочем, предела своей причуды не знал даже он сам.

Когда он вошел, все семеро разом повернулись к нему. Стало немного неуютно: Шинсо держался позади охранников и был готов использовать их в качестве живых щитов, но все же чувствовал себя уязвимым. Все равно что оказаться перед стаей волков с одной только деревянной палкой в руках.

— Э-э-э, здрасте, народ. А вы чего такие напряженные? — развязно проговорил он, гадая, кто первый из семи ему ответит.

— Ты кто такой? — угрюмо сказал синекожий. У него оказался очень низкий и густой голос, которые совершенно не вязался с его хлипкой фигурой.

Третий.