Мизераблеправда-122

[Замдежурного]

Заебали "Отверженные" в целом и бесконечные Жавер/Вальжан в частности.
Куда не сунься, всюду блять, эти ебучие КЭН Ю ХИР ЗЕ ПИПЛ СИНГ ЭМПТИ ЧЕРС ДУ НОТ ФОРГЕТ МАЙ НЕЙМ УНЫЛАЯ РОЖА ДЖЕКМАНА ЕБАЛО КРОУЛИ ЗЕ КОЛОР ОФ ДЕСАЙР ЕБАТЬ МЕНЯ ФРАНЦУЗСКИМ ФЛАГОМ КОГДА ВСЁ ЭТО КОНЧИТСЯ
Да анона так Шерлок, Локи, Трандуил на алёшеньке и ашот с дауном из Тин Вулфа, вместе взятые, не заёбывали, как вся эта свистопляска вокруг откровенно посредственного мюзикла

рисовалка | сообщества |

прошлые фб

зфб-13 | фб-13 | зфб-14 | фб-14 | фб-15

Предыдущие темы:

1-100

1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 4849, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86, 87, 88, 89, 90, 91, 92, 93, 94, 95, 96, 97, 98, 99, 24601,

...

101, 102, 103, 104, 105, 106, 107, 108, 109, 110, 111, 112, 113, 114, 115, 116, 117, 118, 119, 120, 121.

Вопрос: Мариус, разыскивая девушку в шляпке, встречает

1. мужчину в фуражке		14	(15.91%)
2. Вдову		3	(3.41%)
3. негра Гомера		13	(14.77%)
4. Дай-срок		3	(3.41%)
5. Депешу		1	(1.14%)
6. Фаунтлеропа, который Цветочница		3	(3.41%)
7. Шлагбаума, который господин Дюпон		3	(3.41%)
8. еще одну свою любовь, господина Белого		20	(22.73%)
9. свою смерть		6	(6.82%)
10. призрака отца, взывающего к мести		22	(25%)
Всего:		88 Всего проголосовало: 53

@темы: мизераблеправда

Comments

[Гость]

я скучал по этой заставке. какая она все таки мизерабельная!

[Гость]

44 серия смотрится почти так же, как гюго читается

"Боссюэ был убит, Фейи убит; Курфейрак убит; Жоли убит..."

[Гость]

44 серия смотрится почти, как гюго читается
"Боссюэ был убит, Фейи убит; Курфейрак убит; Жоли убит..."

зато там хотя бы показаны обстоятельства их смерти. а не просто, как у гюго: вы читали о них две книги, умилялись им, атеперь даже не узнаете, как они умерли (и их имена) муахахаха

[Гость]

короче, чтобы гаврош остался жив, ему надо было завести собаку и задружиться с козеттой

[Гость]

А меня вот эта будничность их смерти у гюго больше всего и дерет

[Гость]

После такого погружения в канализационные воды Мариусу должны грозить сепсис, столбняк и гангрена, помноженные друг на друга и возведенные в куб

[Гость]

боже, какая музыка играет в канализации

[Гость]

этот красный флаг на обломках баррикады

[Гость]

в парижской канализации так интересно

[Гость]

"Я могу слышать их голоса..." - глюки дядюшки Гюшлу
Лезами с флагом

[Гость]

стройняшка

[Гость]

вальжан пытается в эмоции

[Гость]

вальжан рассказывает историю своей жизни жаверу, а тот слушает. и сидят они плечом к плечу

[Гость]

Мост, рассвет и УЛЫБАЮЩИЙСЯ Жавер

[Гость]

[Гость]

простите, аноны, но такую красоту нельзя убирать под кат

[Гость]

или тут никого нет?

[Гость]

Как это никого?!!

[Гость]

только ЭМПТИ ЧЭРС ЭНД ЭМПТИ ТЭЙБЛЗ

[Гость]

[Гость]

Мариус с красным лоскутом в руках

[Гость]

мариус слышит голос анжольраса

[Гость]

мариус слышит голос анжольраса

который говорит: ты жив, потому что у тебя еще есть дела, которые предстоит свершить

[Гость]

Мариус встретился с Гаврошем

[Гость]

Вспоминают Эпонину

[Гость]

Я, пожалуй, на сегодня все.
Всем спасибо за компанию!
Анон со скринами, тебе отдельное мерси!

[Гость]

Глава 17 На что была истрачена пятифранковая монета Мариуса

Мариус решил, что наступило время вернуться на свой наблюдательный пост. В одно мгновение, со всем проворством, свойственным его возрасту, он очутился у щели в перегородке.

Он заглянул внутрь.

Жилье Жондретов представляло необыкновенное зрелище, и Мариус нашел, наконец, объяснение проникавшему оттуда странному свету. Там горела свеча в позеленевшем медном подсвечнике, но не она освещала чердак. Вся берлога была как бы озарена огнем большой железной жаровни, поставленной в камин и полной горящих угольев, – той самой жаровни, которую раздобыла утром жена Жондрета. Угли пылали, и жаровня раскалилась докрасна; там плясало синее пламя вокруг купленного Жондретом на улице Пьер-Ломбар долота, которое было теперь воткнуто в уголья и побагровело от накала. В углу возле дверей виднелись две груды каких-то предметов, вероятно положенных здесь неспроста: одна была похожа на связку веревок, другая на кучу железного лома. Человека, не посвященного в то, что здесь замышлялось, эта картина заставила бы колебаться между самыми зловещими и самыми безобидными предположениями. Освещенная таким образом комната напоминала скорее кузницу, чем адское пекло, зато Жондрет при таком освещении смахивал больше на дьявола, чем на кузнеца.

От углей шел такой жар, что горевшая на столе свеча таяла со стороны, обращенной к жаровне, оплывая с одного края. На камине стоял старый медный потайной фонарь, достойный Диогена, обернувшегося Картушем.

Чад от жаровни, поставленной в самый очаг между тлеющих головешек, уходил в каминную трубу, и в комнате не чувствовалось его запаха.

Проникая сквозь оконные стекла, луна посылала свои бледные лучи в это пылающее пурпуром логово, и поэтическому воображению Мариуса, который оставался мечтателем даже тогда, когда нужно было действовать, они представлялись как бы небесной грезой, залетевшей в безобразные земные сны.

Ветер, врываясь через разбитое окно, в свою очередь, рассеивал чад и помогал, таким образом, скрывать присутствие жаровни.

Берлога Жондрета, если читатель припомнит то, что мы говорили о лачуге Горбо, являлась самой прекрасной ареной для темного, кровавого дела и надежным местом для сокрытия преступления. Это была самая глухая комната в самом уединенном доме на самом безлюдном бульваре Парижа. Если бы не существовало на свете засад, то их изобрели бы там.

Вся толща стен и множество необитаемых помещений отделяло эту трущобу от бульвара, а единственное ее окно выходило на пустыри, обнесенные глухой стеной и заборами.

Жондрет разжег трубку, уселся на дырявый стул и задымил. Жена что-то говорила ему шепотом.

Если бы Мариус был Курфейраком, то есть принадлежал к той породе людей, которые смеются во всех случаях жизни, он расхохотался бы при виде супруги Жондрет. На ней была черная шляпа с перьями, весьма напоминавшая головные уборы герольдов на коронации Карла X, широченная клетчатая шаль поверх вязаной юбки и мужские башмаки – те самые, которыми утром побрезговала ее собственная дочь. По-видимому, этот наряд и заставил Жондрета воскликнуть: «Ага! Ты приоделась! Правильно. Надо, чтобы твой вид внушал доверие!»

Что касается самого Жондрета, то на нем был все тот же новый, слишком просторный редингот, подаренный г-ном Белым, и в его костюме по-прежнему поражало несоответствие между рединготом и панталонами, столь любезное, по мнению Курфейрака, сердцу поэта.

Вдруг Жондрет повысил голос:

– Кстати! Дай сообразить. Ведь по такой погоде он, пожалуй, приедет в фиакре. Бери-ка фонарь, зажги и спускайся вниз. Станешь там за дверью. Как только услышишь, что подъехала карета, живо отвори; пока он подымется, ты посветишь ему на лестнице и в коридоре, а как только проводишь сюда, опять спустись бегом, рассчитайся с кучером и отошли его.

– А деньги где? – спросила жена.

Жондрет пошарил в карманах штанов и протянул ей пять франков.

– Это еще откуда? – воскликнула она.

Жондрет степенно ответил:

– Тот лобанчик, что дал утром сосед. – Потом прибавил: – Знаешь что? Надо бы принести сюда два стула.

– Зачем?

– Чтобы было на чем сидеть.

У Мариуса пробежал по коже мороз, когда он услышал спокойный ответ тетки Жондрет:

– Ну ладно! Пойду приволоку их от соседа.

Она быстро отворила дверь и вышла в коридор. Мариусу не хватило даже времени соскочить с комода, добраться до кровати и спрятаться.

– Возьми свечу! – крикнул Жондрет вдогонку.

– Не надо, – сказала она, – только помешает, ведь мне два стула тащить. От луны и так светло.

Мариус услышал, как тяжелая рука тетки Жондрет ощупью искала в темноте ключ. Дверь распахнулась. Он застыл, словно пригвожденный к месту неожиданностью и страхом.

Тетка Жондрет вошла в комнату.

Сквозь чердачное окно пробивался узкий лунный луч, разрезавший тьму как бы на два полотнища. Одно из этих широких полотнищ тьмы целиком закрывало стену, к которой прислонился Мариус, и его не было видно.

Тетка Жондрет подняла глаза, не заметила никого, взяла оба стула, единственную мебель Мариуса, и вышла, оглушительно хлопнув дверью.

Она вернулась в свою конуру.

– Вот тебе стулья.

– А вот и фонарь, – сказал муж. – Спускайся, живо.

Она поспешно вышла, и Жондрет остался один.

Он поставил стулья по обеим сторонам стола, перевернул долото в угольях, придвинул к камину старые ширмы, загородив ими жаровню, затем направился в угол, где лежала груда веревок, и нагнулся над ней, что-то разглядывая. То, что Мариус принял было за бесформенную кучу хлама, оказалось прекрасно слаженной веревочной лестницей с деревянными перекладинами и двумя крючьями.

Ни этой лестницы, ни этих похожих на железные бруски тяжелых инструментов, добавленных к груде железного лома за дверью, не было утром в лачуге Жондрета, очевидно, он принес их днем, во время отсутствия Мариуса.

«Это кузнечные инструменты», – подумал Мариус.

Если бы Мариус немного лучше разбирался в таких вещах, то понял бы, что он принимал за кузнечную снасть особый набор для отмычки замков или взлома дверей, а также колющие и режущие инструменты – два типа зловещих орудий, известных у воров под названием «жало» и «резь».

Камин и стол с двумя стульями находились как раз напротив Мариуса. Жаровня была заставлена ширмой, и комната освещалась только свечой; от малейшего черепка, валявшегося на столе или на камине, ложились длинные тени. Кувшин с отбитым горлышком затенял полстены. Комната застыла в каком-то жутком и зловещем покое. В воздухе нависло ожидание чего-то страшного.

Жондрет дал своей трубке погаснуть – верный признак озабоченности – и снова уселся к столу. При пламени свечи отчетливо выступили острые, хищные черты его лица. По временам он хмурил брови и резко взмахивал правой рукой, как бы возражая на какие-то последние доводы мрачного внутреннего голоса. При одной из таких угрюмых реплик, обращенных к самому себе, он быстро выдвинул ящик стола, вытащил длинный кухонный нож, спрятанный там, и попробовал на ногте острие. Потом, сунув нож обратно, задвинул ящик.

Мариус в свою очередь нащупал пистолет в правом жилетном кармане, вытащил его и взвел курок. Пистолет издал при этом отчетливый сухой треск. Жондрет вздрогнул и привстал со стула.

– Кто там? – крикнул он.

Мариус затаил дыхание. Жондрет прислушивался с минуту, затем проговорил смеясь:

– Ну и болван же я! Это трещит перегородка.

Мариус зажал пистолет в руке.

[Гость]

кто-то сказал - крипи-ау?

Отдать волосы – жёлтые, как золото, мягкие, как пшеница. Пусть у крошки будут в избытке и монеты, и хлеб.
Отдать зубы – белые, как жемчуг, крепкие, как камень. Пусть живёт ненаглядная в светлом каменном доме и носит лучшие украшения.
Отдать кожу – нежную, как атлас, розовую, как небо на закате. Пусть носит милая яркие платья и увидит много закатов.
Фантина сдерживает крик, смотрит умоляюще.
- Не бойся, не обману, - шепчет старая цыганка. – Сделаю для твоей дочки куклу.
Козетта знает: Катерина – самая чудесная кукла на свете. Её подарила старая женщина в пёстром платье, встреченная однажды у родника. Козетте сказали, что эта кукла будет заботиться о ней, и правда, если обнять её, чувствуешь живое тепло. Хозяйские дети не пытаются отнять её, говорят, Катерина страшная. Что они понимают! У Катерины улыбка – точь-в-точь мамина – и пушистые светлые волосы. Козетта почти не помнит мать. Грустный ласковый голос, волосы, за которые так славно хвататься, улыбка – и всё. Кажется, Катерина похожа на маму, только глаза совсем другие – стеклянные чёрные пуговицы.
Становится холоднее, но Козетта не мёрзнет. Азельма начинает кашлять, хотя одевается тепло. Эпонина жалуется, что ей трудно глотать. Хозяйка хочет вызвать доктора, но хозяин говорит – нечего тратиться. Мама Козетты не отвечает на письма.
Дорогу замело. Гостей почти нет, нет и денег. Азельма, слабая и тихая, пачкает белые платки кровью. У Эпонины пропал голос. Хозяйка уходит за доктором и не возвращается. Её находят следующим утром, когда затихает метель.
Хозяин пьёт больше обычного и ругает Козетту, но ударить не может – она научилась прятаться. Эпонина совсем ничего не ест.
- Это всё ты, - хрипит Азельма, когда Козетта приходит сменить мокрую тряпку на лбу. – Ты и твоя проклятая кукла.
- Вот и нет! Катерина хорошая.
Вечером Козетта долго смотрит на Катерину. Кажется, что кукла щурит глаза, как довольная кошка, но нет – это отблески камина.
Младший сын хозяйки давно не кричит. Эпонина совсем ослабла и не встаёт с постели. Козетта ухаживает за ней и Азельмой. Она бы даже спела колыбельную, но не знает слов.
- Мне приснилась Катерина, - говорит она вместо этого. – Она пела мне песни. Что-то про свечки и жаворонка. Красиво.
В одно хмурое утро жар Азельмы спадает. Козетта стоит у кровати, трогая холодный лоб, но понимает не сразу. Эпонина уходит следом, открытые глаза блестят стеклянно.
- Это ты сделала? Правда ты?
Кукла молчит.
Хозяин задирает цены – ему нужны деньги на похороны. Гости недовольны. Вспыхивает драка. Козетта прячется и ждёт, пока люди не разойдутся. Хозяин лежит на полу, зажимая рану.
- Позови доктора.
- Для этого нужны деньги.
- Чтоб тебя, - хозяин достаёт кошелёк. – На, беги.
Козетта забирает кошелёк, складывает платья и обувь Эпонины в дорожный мешок, берёт на руки Катерину, выходит через чёрный ход.
На деревьях поют птицы. Снег переливается на солнце и весело хрустит под ногами.
- Куда теперь, Катерина? В Париж?

[Гость]

АНОН
!!!!!
ОЧ!!!

[Гость]

Оох, прекрасно же