Заебали "Отверженные" в целом и бесконечные Жавер/Вальжан в частности.
Куда не сунься, всюду блять, эти ебучие КЭН Ю ХИР ЗЕ ПИПЛ СИНГ ЭМПТИ ЧЕРС ДУ НОТ ФОРГЕТ МАЙ НЕЙМ УНЫЛАЯ РОЖА ДЖЕКМАНА ЕБАЛО КРОУЛИ ЗЕ КОЛОР ОФ ДЕСАЙР ЕБАТЬ МЕНЯ ФРАНЦУЗСКИМ ФЛАГОМ КОГДА ВСЁ ЭТО КОНЧИТСЯ
Да анона так Шерлок, Локи, Трандуил на алёшеньке и ашот с дауном из Тин Вулфа, вместе взятые, не заёбывали, как вся эта свистопляска вокруг откровенно посредственного мюзикла
Куда не сунься, всюду блять, эти ебучие КЭН Ю ХИР ЗЕ ПИПЛ СИНГ ЭМПТИ ЧЕРС ДУ НОТ ФОРГЕТ МАЙ НЕЙМ УНЫЛАЯ РОЖА ДЖЕКМАНА ЕБАЛО КРОУЛИ ЗЕ КОЛОР ОФ ДЕСАЙР ЕБАТЬ МЕНЯ ФРАНЦУЗСКИМ ФЛАГОМ КОГДА ВСЁ ЭТО КОНЧИТСЯ
Да анона так Шерлок, Локи, Трандуил на алёшеньке и ашот с дауном из Тин Вулфа, вместе взятые, не заёбывали, как вся эта свистопляска вокруг откровенно посредственного мюзикла
Предыдущие темы: 1-100, ..., 115, 116, 117, 118, 119.
Вопрос: мариус:
| 1. седой | 12 | (7.95%) | |
| 2. румяный | 9 | (5.96%) | |
| 3. белоснежка | 14 | (9.27%) | |
| 4. блондин с копной черных волос | 26 | (17.22%) | |
| 5. КРОВЬ С МОЛОКОМ | 20 | (13.25%) | |
| 6. розовый как попка младенца | 15 | (9.93%) | |
| 7. рыжий как редмейн | 19 | (12.58%) | |
| 8. лысый как Легль | 4 | (2.65%) | |
| 9. носит отдельный парик для каждого дня недели | 17 | (11.26%) | |
| 10. долматин или зебра или жираф | 15 | (9.93%) | |
| Всего: | 151 Всего проголосовало: 67 |
||
-
-
27.10.2015 в 22:09Но Максы тоже не крупняк. Хотя масштаб играет роль, конечно.
-
-
27.10.2015 в 22:10другое дело, что всем пофиг на мелкие фандомы.
я не из команды, но хочу пруф
-
-
27.10.2015 в 22:17другое дело, что всем пофиг на мелкие фандомы.
неправда, мелкофандомы песочили только так, когда всех заебывало перетирать за юнош и снейпов.
просто команду форсили в основном на челленжах - ибо дохуя охуенный косплей у нас был. а за действительно хорошее мелконехов и впрямь не обсирают.
а на других левелах днем с огнем отзыва было не найти иногда
-
-
27.10.2015 в 22:25щас я ради тебя побегу перелопачивать все треды обсуждений, подожди.
просто команду форсили в основном на челленжах
нет. в смысле, да, но я про фички.
-
-
27.10.2015 в 22:26Да мне тоже показалось, что никто особо не бегал со ссылками, в основном приносили по запросу. А косплей и правда потрясающий, на всех левелах.
-
-
27.10.2015 в 22:31без пруфа — ты унылое хамло
-
-
27.10.2015 в 22:41бля, охуеть, сейчас заплачу и покаюсь.
"команда форсилась" — это хамство? бгыгы.
иди присядь на лёд, полудурок.
-
-
27.10.2015 в 22:42читать дальше
-
-
27.10.2015 в 22:44не донёс
-
-
27.10.2015 в 23:00читать дальше
-
-
27.10.2015 в 23:23читать дальше
На этом пока всё, если ещё кто хочет услышать целую строчку отзыва, маякните.
-
-
27.10.2015 в 23:23a cloudthe stars.jpg-
-
27.10.2015 в 23:41Ай донт гет зис референс, но хорош.
-
-
27.10.2015 в 23:50тут про челлендж
-
-
28.10.2015 в 00:17какой-то мем из Симпсонов
оригинал
-
-
28.10.2015 в 00:22-
-
28.10.2015 в 00:23А. Спасибр.
-
-
28.10.2015 в 02:45-
-
28.10.2015 в 04:46-
-
28.10.2015 в 10:21А вот косплееров хочется похвалить отдельно. Ибо было идеально! Всё от и до, включая фем!Грантера.
-
-
28.10.2015 в 16:04Неожиданно полк, в котором служил поручик Теодюль, был переведён в Париж нести гарнизонную службу. Это обстоятельство способствовало зарождению второй мысли в голове тётушки Жильнорман. В первый раз она вздумала поручить Теодюлю наблюдение за Мариусом; теперь она затеяла заместить Мариуса Теодюлем.
На всякий случай, если у деда вдруг возникнет смутное желание видеть в доме молодое лицо – лучи Авроры иногда бывают сладостны руинам, – она сочла полезным обзавестись другим Мариусом. «Ничего, что другой, – рассуждала она, – это всё равно как ссылка на опечатку в книге: «Мариус – читай Теодюль».
Внучатый племянник – почти что внук; за отсутствием адвоката можно обойтись уланом.
Однажды утром, когда г-н Жильнорман был занят чтением «Ежедневника» или иной газеты того же сорта, вошла дочь и сладчайшим голосом, ибо речь шла об её любимчике, сказала:
– Папенька, нынче утром Теодюль собирался прийти засвидетельствовать вам своё почтение.
– Это кто такой – Теодюль?
– Ваш внучатый племянник.
– А-а! – протянул дед.
Затем он снова принялся читать, совершенно выкинув из головы внучатого племянника – какого-то там Теодюля, и вскоре пришёл в сильнейшее раздражение, что с ним случалось почти всякий раз, как он читал газеты. В «листке», который он держал в руках, само собою разумеется роялистского толка, без всяких околичностей сообщалось об одном незначительном и обыденном для Парижа той поры факте, а именно, что: «Завтра, в полдень, на площади Пантеона состоится совещание студентов юридического и медицинского факультетов». Дело шло об одном из злободневных тогда вопросов: об артиллерии национальной гвардии и конфликте между военным министром и «гражданской милицией» из-за установленных во дворе Лувра пушек. Вот что и должно было служить предметом «обсуждений» студенческого совещания. Этого было вполне достаточно, чтобы г-н Жильнорман вскипел.
Он вспомнил о Мариусе, который также был студентом и который, наверно, вместе с другими отправится в полдень «совещаться» на площадь Пантеона.
За этими мучительными мыслями и застал его поручик Теодюль, предусмотрительно одетый в штатское и тихохонько введённый в комнату м-ль Жильнорман. Улан рассудил, что «старый колдун, конечно, не всё упрятал в пожизненную ренту, и ради этого, так уж и быть, можно себе позволить изредка наряжаться шпаком».
– Теодюль, ваш внучатый племянник, – громким голосом произнесла м-ль Жильнорман, обращаясь к отцу.
И тут же шепнула поручику:
– Смотри, ни в чём ему не перечь.
Затем она удалилась.
Поручик, не привыкший к столь почтенному обществу, не без робости пролепетал: «Здравствуйте, дядюшка», и отвесил какой-то смешанный поклон, машинально, по привычке, начав его по-военному и закончив по-штатски.
– А, это вы! Прекрасно, садитесь, – проговорил дед. И тотчас же позабыл об улане.
Теодюль сел, а г-н Жильнорман встал.
Засунув руки в жилетные карманы и сжимая своими старыми, дрожащими пальцами часы, которые лежали в обоих карманах, он принялся ходить взад и вперёд по комнате, рассуждая вслух:
– Сопливая команда! А туда же – собираться! И слыханное ли дело, не где-нибудь, а на площади Пантеона! Несчастные сосунки, вчера только от кормилиц, молоко на губах не обсохло, а туда же – совещаться завтра в полдень! К чему, к чему это приведёт? Совершенно очевидно, только к гибели. Вот куда завели нас эти голоштанники! Гражданская артиллерия! Совещаться о гражданской артиллерии! Выходить на улицу, горланить – полагается ли национальной гвардии палить из пушек или нет! А в какой компании они там очутятся? Полюбуйтесь на плоды якобинства! Чем угодно поручусь, миллион об заклад поставлю, что, кроме беглых да помилованных каторжников, там никого не сыщешь. Республиканец и острожник – два сапога пара. Карно спрашивал: «Куда прикажешь мне идти, изменник?» А Фуше отвечал: «Куда угодно, дурак!» Вот они и все здесь, ваши республиканцы.
– Совершенно верно, – подтвердил Теодюль.
Господин Жильнорман слегка повернул голову и, взглянув на Теодюля, продолжал:
– И подумать только, что у этого негодяя хватило низости стать карбонарием! Зачем ты покинул мой дом? Чтобы стать республиканцем! Вот выдумал! Во-первых, народ не хочет твоей республики. Она ему совсем не надобна. У него мозги на месте. Он прекрасно знает, что короли всегда были и будут; он прекрасно знает, что в конце концов народ – это только народ; его, понимаешь ли, смех берёт на твою республику, глупая твоя голова! Что может быть омерзительнее этакой придури? Втюриться в «Отца Дюшена», строить глазки гильотине, распевать серенады и тренькать на гитаре под балконом девяносто третьего года! Да такая молодёжь и плевка не стоит, до того она тупа! И все попадаются на эту удочку. Ни один не уходит. Теперь достаточно вдохнуть воздуха улицы, и разума как не бывало! Девятнадцатый век – это яд. Глядишь, какой-нибудь шельмец-мальчишка, а уж отпустил себе козлиную бородку, вообразил, что он умнее всех, и скорей от стариков-родителей наутёк. Это по-республикански, по-романтичному. А что это за штука такая – романтизм? Сделайте одолжение, объясните мне, что это за штука? Сплошное дурачество. Год назад все бегали на «Эрнани». Скажите на милость, «Эрнани»! Разные там антитезы, ужасы. И написано-то даже не по-французски! А теперь вдруг поставили пушки на Луврский двор. Вот до какого докатились разбоя!
– Вы совершенно правы, дядюшка, – сказал Теодюль.
– Пушки во дворе музея! С какой стати? К чему там пушки? – не унимался г-н Жильнорман. – Обстреливать Аполлона Бельведерского, что ли? Какое отношение имеют пушечные ядра к Венере Медицейской? Ну что за мерзавцы вся эта нынешняя молодёжь! И сам их Бенжамен Констан тоже не велика фигура! А ежели и попадётся среди них не подлец – значит, болван! Они всячески себя уродуют, безобразно одеваются, робеют перед женщинами и вьются подле юбок с таким видом, словно милостыню просят; девчонки, глядя на них, прыскают со смеху. Честное слово, можно подумать, что бедняги страдают любвебоязнью. А при всей неказистости ещё и глупы: им любо повторять каламбуры Тьерселена и Потье. Сюртуки сидят на них мешком, в их жилетах щеголять только конюхам, сорочки у них из грубого полотна, панталоны из грубой шерсти, сапоги из грубой кожи; а каково оперенье – таково и пенье. Их словечки разве только на их собственные подметки годятся. И у всех этих безмозглых младенцев имеются, изволите ли видеть, политические воззрения. Следовало бы строжайше запретить всякие политические воззрения. Они фабрикуют системы, перекраивают общество, разрушают монархию, топчут в грязь законы, ставят дом вверх дном, моего портье превращают в короля, потрясают до основания Европу, переделывают весь мир, а сами рады-радёшеньки, ежели доведётся украдкой полюбоваться икрами прачек, влезающих на свои тележки! Ах, Мариус! Ах, бездельник! Вопить на площади, спорить, доказывать, принимать меры! Боже милосердный, это называется у них мерами! Смута всё больше мельчает, становится глупостью. В моё время я видывал хаос, а теперь вижу одну кутерьму. Школяры, обсуждающие судьбы национальной гвардии! Да эдакое не видано и у каких-нибудь краснокожих оджибвеев и кадодахов! Дикари, что ходят нагишом, с башкой, утыканной перьями, словно волан, и с дубиной в лапах, – и те меньшие скоты, чем эти бакалавры! Молокососы! Цена-то им грош, а корчат из себя умников, хозяев, совещаются, рассуждают! Нет, это конец света. Совершенно очевидно – конец этого презренного шара, именуемого земным. Вот-вот и Франция вместе с ним испустит последний вздох. Совещайтесь же, дурачьё! И так будет продолжаться, пока они не перестанут ходить читать газеты под арки Одеона. Стоит это всего лишь одно су да здравый смысл, разум, сердце, душа и ум в придачу. Побывают там – и вон из семьи. Все газеты – чума, даже «Белое знамя»! Ведь Мортенвиль был, в сущности, якобинцем. О боже милосердный! Теперь он может хвалиться, он довёл-таки своего деда до отчаянья!
– Не подлежит никакому сомнению, – согласился Теодюль.
И, воспользовавшись тем, что г-н Жильнорман на минуту замолк, чтобы перевести дух, улан нравоучительно добавил:
– Из газет следовало бы сохранить только «Монитёр», а из книг – только «Военный ежегодник».
– Все они подобны Сьейесу! – снова начал г-н Жильнорман. – Из цареубийц – в сенаторы! Этим они все кончают. Сперва хлещут друг друга республиканским тыканьем, чтобы потом их величали сиятельными графами. Сиятельные сморчки, убийцы, сентябристы! Сьейес – философ! К чести своей, должен сказать, что всегда ценил философию этих философов не выше очков гримасника из сада Тиволи. Однажды я видел проходившую по набережной Малакэ процессию сенаторов в бархатных фиолетовых мантиях, усеянных пчёлами, и в шляпах, как у Генриха Четвёртого. Они были омерзительны. Настоящие придворные мартышки его величества тигра. Заверяю вас, граждане, что ваш прогресс – безумие, ваше человечество – мечта, ваша революция – преступление, ваша республика – уродина, ваша молодая, девственная Франция выскочила из публичного дома. Довожу это до сведения всех вас, кто бы вы ни были – журналисты, экономисты, юристы, и пусть даже бо́льшие ревнители свободы, равенства и братства, чем нож гильотины! Вот что я заявляю вам, друзья любезные!
– Чёрт побери, – воскликнул поручик, – до чего изумительно верно!
Господин Жильнорман не закончил начатого было жеста, обернулся, посмотрел в упор на улана Теодюля и отрезал:
– Дурак.
-
-
28.10.2015 в 22:30Жильнормана пробило на речь.
Господин Жильнорман не закончил начатого было жеста, обернулся, посмотрел в упор на улана Теодюля и отрезал:
– Дурак.
Смешно как в первый раз.
-
-
29.10.2015 в 00:15где? где хоть одна ссылка в этом разделе, я вас спрашиваю? молчишь, фандом?
я б написал, но не могу придумать сюжет ни к одной заявке
-
-
29.10.2015 в 13:21Глава 1 Прозвище как способ образования фамилии
В ту пору Мариус был красивым юношей, среднего роста, с густой чёрной шапкой волос, высоким умным лбом и нервно раздувающимися ноздрями. Он производил впечатление человека искреннего и уравновешенного, и по всему его лицу было разлито какое-то горделивое, задумчивое и невинное выражение. В округлых, но отнюдь не лишённых чёткости линиях его профиля было что-то от германской мягкости, проникшей во французский облик через Эльзас и Лотарингию, и то отсутствие угловатости, которое так резко выделяло сикамбров среди римлян и отличает львиную породу от орлиной. Он вступил в тот период жизни, когда ум мыслящего человека почти в равной мере и глубок, и наивен. В сложных житейских обстоятельствах он легко мог оказаться несообразительным; однако новый поворот ключа – и он оказывался на высоте положения. В обращении он был сдержан, холоден, вежлив и замкнут. Но у него был прелестный рот, алые губы и белые зубы, и улыбка смягчала некоторую суровость его лица. В иные минуты эта чувственная улыбка представляла странный контраст с целомудренным его лбом. Глаза у него были небольшие, а взгляд открытый.
В худшие времена своей нищеты Мариус не раз замечал, что девушки оглядывались на него, когда он проходил, и, затая в душе смертельную муку, спешил спастись бегством или спрятаться. Он думал, что они смотрят на него потому, что он одет в обноски, и смеются над ним. В действительности же они смотрели на него потому, что он был красив, и мечтали о нём.
Это безмолвное недоразумение, возникшее между встречными красотками и Мариусом, сделало его нелюдимым. Он не остановил своего выбора ни на одной из них по той простой причине, что бегал от всех. Вот так он и жил сам по себе – «по-дурацки», как говорил Курфейрак.
– Не лезь в святоши (они были на «ты», ибо в юности друзья легко переходят на «ты»), – говорил также Курфейрак. – Мой тебе совет, дружище: поменьше читай книжки и хоть изредка поглядывай на прелестниц. Плутовки не так уж плохи, поверь мне, о Мариус! А будешь бегать от них да краснеть – только отупеешь.
Иногда при встрече Курфейрак приветствовал его словами: «Добрый день, господин аббат».
После подобных речей Курфейрака Мариус по меньшей мере с неделю ещё усерднее избегал всех женщин, молодых и старых без исключения, а вдобавок и самого Курфейрака.
Всё же нашлись на белом свете две женщины, от которых он не убегал и которых не опасался. По правде говоря, он был бы очень удивлён, если бы ему сказали, что это – женщины. Одна из них была бородатая старуха, подметавшая его комнату. Глядя на неё, Курфейрак уверял, будто «Мариус именно потому и не отпускает бороды, что её отпустила себе его служанка». Другая – была какая-то девочка, которую он очень часто видел, но не обращал на неё внимания.
Уж более года назад Мариус заметил в одной из пустынных аллей Люксембургского сада, тянувшейся вдоль ограды Питомника, мужчину и совсем ещё молоденькую девушку, сидевших бок о бок почти всегда на одной и той же скамье, в самом уединённом конце аллеи, выходившем на Западную улицу. Всякий раз, когда случай, без вмешательства которого не обходятся прогулки людей, погружённых в свои мысли, приводил Мариуса в эту аллею – а это бывало почти ежедневно, – он находил там эту парочку. Мужчине можно было дать лет шестьдесят; он казался печальным и серьёзным, а своим крепким сложением и утомлённым видом напоминал отставного военного. Будь на нём орден, Мариус подумал бы, что перед ним бывший офицер. Лицо у него было доброе, но он производил впечатление человека необщительного и ни на ком не останавливал взгляда. Он носил синие панталоны, синий редингот и широкополую шляпу, всегда новенькие на вид, словно с иголочки, чёрный галстук и квакерскую сорочку, то есть ослепительной белизны, но из грубого полотна. «Что за чистюля-вдовец!» – воскликнула однажды, проходя мимо, какая-то гризетка. Голова у него была совсем седая.
В первый раз, когда девочка, сопровождавшая старика, уселась подле него на скамью, которую они себе, видимо, облюбовали, она казалась тринадцати-четырнадцатилетним подростком, почти до уродливости худым, неуклюжим и ничем не примечательным. Одни только глаза её ещё подавали надежду стать красивыми, но во взгляде этих широко открытых глаз таилась какая-то неприятная невозмутимость. Одета она была по-старушечьи и вместе с тем по-детски, на манер монастырских воспитанниц, в чёрное плохого покроя платье из грубой мериносовой материи. Старика и девочку можно было принять за отца и дочь.
Первые два-три дня Мариус с любопытством разглядывал пожилого человека, которого ещё нельзя было назвать стариком, и девочку, которую ещё нельзя было назвать девушкой. Затем он совсем перестал думать о них. А те со своей стороны, видимо, даже не замечали его. Они мирно и безмятежно беседовали между собой. Девочка без умолку весело болтала. Старик говорил мало и по временам останавливал на ней взгляд, полный невыразимой отеческой нежности.
Незаметно для себя Мариус приобрёл привычку гулять по этой аллее. Он всякий раз встречал их тут.
Вот как это происходило.
Чаще всего Мариус появлялся в конце аллеи, противоположном их скамье, шёл через всю аллею, проходил мимо них, затем поворачивал обратно, возвращался к своему исходному пункту и начинал путь сызнова. Пять-шесть раз в течение своей прогулки мерил он шагами аллею в обоих направлениях, а прогулка эта повторялась пять-шесть раз в неделю, но ни разу ни ему, ни этим людям не пришло в голову обменяться поклоном. Старик и девушка явно избегали посторонних взглядов, но, несмотря на это, а может быть, именно поэтому, их заметили пять-шесть студентов, изредка приходивших погулять в аллею Питомника: прилежные – после занятий, а иные – после партии на бильярде. Курфейрак, принадлежавший к числу последних, некоторое время наблюдал за сидящими на скамейке, но, найдя девушку дурнушкой, вскоре стремительно ретировался. Он бежал, как парфянин, метнув в них прозвище. Запомнив единственно цвет платья девочки и цвет волос старика, он назвал дочь «девицей Чёрной», а отца – «господином Белым». А поскольку никто не знал, как их зовут, то, за отсутствием подлинного имени, вошло в силу прозвище. «Ага! Господин Белый уж тут как тут!» – говорили студенты. За ними и Мариус стал называть неизвестного г-ном Белым.
Мы последуем их примеру и для удобства будем также именовать его в нашем рассказе г-ном Белым.
В первый год Мариус видел отца и дочь почти ежедневно и всегда в один и тот же час. Старик нравился ему, девушку же он находил малоприятной.
-
-
29.10.2015 в 13:23-
-
29.10.2015 в 14:03В первый раз, когда девочка, сопровождавшая старика, уселась подле него на скамью, которую они себе, видимо, облюбовали, она казалась тринадцати-четырнадцатилетним подростком, почти до уродливости худым, неуклюжим и ничем не примечательным. Одни только глаза её ещё подавали надежду стать красивыми, но во взгляде этих широко открытых глаз таилась какая-то неприятная невозмутимость. Одета она была по-старушечьи и вместе с тем по-детски, на манер монастырских воспитанниц, в чёрное плохого покроя платье из грубой мериносовой материи. Старика и девочку можно было принять за отца и дочь.
Первые два-три дня Мариус с любопытством разглядывал пожилого человека, которого ещё нельзя было назвать стариком, и девочку, которую ещё нельзя было назвать девушкой. Затем он совсем перестал думать о них. А те со своей стороны, видимо, даже не замечали его. Они мирно и безмятежно беседовали между собой. Девочка без умолку весело болтала. Старик говорил мало и по временам останавливал на ней взгляд, полный невыразимой отеческой нежности.
Гюго настолько не надеется на проницательность читателя, что разве что стрелку с надписью "Вальжан и Козетта" над ними не вешает.
-
-
29.10.2015 в 14:46а покажи, анон!
-
-
29.10.2015 в 14:53-
-
29.10.2015 в 14:57-
-
29.10.2015 в 14:58совет хороший, но безнадёжно запоздавший...