За Датеко. Коганегава, фоном Аонэ/Футакучи, около 2тыс слов, низкорейтинг и оос.
1.Режим спортивного лагеря был зверским. Коганегава сотню раз слышал об этом от своих товарищей, и это были самые разные "режим в лагере будет зверским": насмешливые и пугающие, едкие и с предупреждением, сочувствующие и ободряющие. И, если честно, Коганегава уже просто сгорал от нетерпения. Лагерь представлялся неизведанным и таинственным местом. Где придется пройти не одно испытание, но в итоге все труды будут вознаграждены, и домой Коганегава вернется совершенно другим человеком. Настоящим самородком Датеко. С отточенными и крутыми фишками. Важной частью "Железной стены", который потом и другими жидкостями заработал право стоять рядом со всеми. Быть их напарником, товарищем и игроком, на которого можно положиться. От торжественности нафантазированной мысли Коганегава, уже трясясь в школьном автобусе по направлению в лагерь, всхлипнул и потер кулаком защипавшие глаза. Момент в его голове был настолько прекрасный и так замечательно ложился под звучащую в наушниках музыку, что любой бы прослезился. Однако лагерная реальность оказалась куда мрачнее его радужных фантазий. Весь его радостный оптимизм и терзающее душу нетерпение рухнули уже к концу первого дня, когда Коганегава еле дополз до своего футона и уснул, не успев даже расстелить одеяло и накрыться. Последней его мыслей прежде, чем он провалился в глухую пустоту, было надрывное: "Замерзну до смерти… Ну и пусть!" - так у него хотя бы появилась причина не ходить на утреннюю тренировку и, главное, не попадаться на глаза тренеру. Кто же знал, что на свежем воздухе и без - большую часть дня - горячей воды, тренер становился куда более жестоким и требовательным. Особенно к Коганегаве. В первую очередь к нему. И хоть Коганегава, разумеется, заслужил все те дополнительные тренировки и штрафные пробежки вокруг корпуса, и вообще был заранее предупрежден о том, что его ждет, но жизнь к такому его все же не готовила. Наутро, впрочем, он проснулся живым и укутанным до ушей в расправленное одеяло. Проморгавшись и пошевелив гудящими ногами, Коганегава с удивлением заметил второе одеяло, накинутое на его конечности. Так обычно делала мама, потому что, когда в тебе почти два метра роста, и ты японец, довольно сложно найти в отелях одеяла нужной длины. Коганегава невольно заозирался по сторонам, прижимая к груди второе одеяло. Вчера он так выбился из сил, что даже толком не оглядел их комнату. Ничего особенного, маленькое помещение, сплошь заставленное незаправленными футонами и спортивными сумками ребят. Мамы нигде не было. Зато были семпаи, которые чуть ли не пинками отправили чистить зубы, грозясь оставить его без завтрака. Футакучи-сан недовольно пробурчал, сплевывая зубную пасту: - Послушай, великан, если одного одеяла мало, возьми второе, а не выбивай всю ночь чечетку зубами. Ну или хотя бы попытайся накрыться тем, что есть. Аонэ-сан, не отрываясь от своего отражения, покивал, подумал и вытащил щетку изо рта, добавив: - Ночами еще сыро и холодно, следи за своим здоровьем. Если простудишься, подведешь команду. - Точно, Аонэ, - важно поддержал его Футакучи-сан, заправил за ухо выбившуюся челку и вернулся к чистке зубов. Растроганный до слез Коганегава случайно выдавил добрую четверть тюбика пасты, заслужил несильный пинок от Футакучи, скромную ухмылку от Аонэ, и посчитал, что разговор закончен. И хоть ему по-прежнему хотелось взвыть от усталости и спрятаться от грозного взгляда тренера за корзинкой с мячами, но в груди словно надули воздушный шарик, держащий его на плаву и не дающий унывать. Футакучи-сан, Аонэ-сан и остальные так заботились о нем, поддерживали и терпеливо ждали, когда он, наконец, всему обучится, что он просто не мог ударить в грязь лицом перед ними. Особенно перед Футакучи. Который был настолько к нему внимателен, что даже взял для него второе одеяло. Сакунами, выслушав его восторженный пересказ этой истории, только рассеянно кивнул, размазывая по его коленке согревающую мазь и отрешенно говоря: - Футакучи-сан просто собаку съел в этом деле, они ведь давно с Аонэ-саном, он уже привычный. Коганегава не очень понял, но решил, что это лишь очередное подтверждение тому, какой Футакучи-сан внимательный и замечательный.
За каждый свой неправильный и непродуманный пас, Коганегава уже пробежал столько штрафных километров, что, пожалуй, было равносильно пешей прогулки до Токио. Футакучи, выслушав его, только закатил глаза и пообещал, что с такими темпами он и до Хоккайдо добежит, если не начнет думать головой. То есть – совсем скоро. От непрерывных тренировок с передачами и сбросами, к концу дня у него совершенно не сгибались пальцы. Они пронзительно и жалобно гудели, отказываясь держать палочки и кормить Коганегаву заслуженным ужином. Коганегава уже приготовился умирать от истощения и рассчитывал, насколько с таким режимом ему хватит питательных веществ обычного сока (напитки с трубочками – это все, на что Коганегава и его руки были способны), но вновь оказался спасен. - Если ты продолжишь тупо глазеть, и не начнешь жевать, то я оставлю тебя самого с этим разбираться, - Футакучи, не слишком церемонясь, впихнул в его рот крупную пригоршню риса. Разглядев во рту еще немного места, он тут же добавил туда и кусочек мяса. Коганегава поспешил закрыть рот. - У Монива-сана тоже болели руки, - объяснил Аонэ. – Это давно было, но мы помним, как ему помогали. Так что все нормально, доедай и иди отдыхать. Завтра должно быть лучше. Коганегава чуть не брякнул глупость, вроде: «Монива-сан такой, такой - я бы ему и сейчас обязательно помог поесть!» - но, слава богам, все еще дожевывал щедрую порцию риса. Он попытался представить Мониву, взвалившего на стол рядом с тарелкой свои неподъемные, словно чужие руки и молчаливо уговаривающих их поработать еще хоть чуть-чуть. Получилось так хорошо, что у Коганегавы защипало в носу и, вместе с рисом, он судорожно сглотнул горький комок слез. Бедный Монива-сан! Он так старался ради команды! - Возьмешь у Сакунами мазь, - Футакучи-сан постучал палочками по тарелке, и Коганегава послушно открыл рот. – Будешь, как новенький. А если не подберешь сопли, то жевать будешь с ними, понял? - Футакучи-сан… Аонэ-сан, - немного оглохнув и ослепнув от стоически сдерживаемого потока растроганных слез, проблеял Коганегава, чувствуя себя таким большим идиотом. Почти два метра ростом, но не может ни передачи нормально делать, ни даже есть. - Не ной, - Футакучи уверенным движением заткнул его порцией овощей. Коганегава шумно шмыгнул носом и послушно зачавкал, чуть запрокинув голову, помня о соплях. – Мы же говорили, что в лагере будет тяжело. Ты для этого сюда и приехал, чтобы стать сильнее. И ты уже делаешь успехи, да, Аонэ? Давай, подбодри его, у тебя получается лучше. - Да. На первом курсе я постоянно сносил Футакучи с ног на блоке, но после лагеря научился чувствовать командную работу. У тебя получается вписаться даже лучше. - Ты не сносил меня! - Сносил. - Нет, не сносил, это было взаимным столкновением, не так уж и сильно ты косячил, нечего тут наговаривать, – Футакучи-сан раскраснелся и от души запихнул в Коганегаву целую пригоршню мяса. – Ты будешь жевать или как?! Семпаи спать хотят. Коганегава с таким усердием заработал челюстью, что чудом не прикусил язык. Аонэ спокойно и беззлобно спорил с Футакучи, они обсуждали что-то такое, до чего Коганегаве еще было далеко. Дальше, чем дойти пешком до Хоккайдо. Но слушая их, Коганегава чувствовал какое-то странное умиротворение, почти как за кухонным столом, рядом с родителями. Сакунами, к которому Коганегава послушно пришел за кремом, только весело хмыкнул, послушав его очередной восторженный рассказ про семпаев. - Футакучи-сан очень не любит, когда Аонэ-сан себя критикует, ревностно к этому относится, - непонятно сказал Сакунами, а потом от души хлопнул Коганегаву по плечу, в очередной раз поразив, как в таком маленьком теле прячется столько силы: - И ты тоже не вешай нос. Раз семпаи сказали, что ты хорош, значит так и есть, понял?
Руки на следующий день немного кололо, но пальцы, хоть и чувствовались странно, стали кроткими и послушными. Коганегава по-прежнему наворачивал штрафные круги вокруг корпуса, однако распасовка шла куда ровнее. То ли он просто выдохся и – как говорил тренер – наконец-то устал творить ерунду, то ли его тело все-таки чему-то обучилось здесь. До финтов еще было рано - "Крутые? Финты? Для тебя? Пожалуйста, просто забудь про это, и попробуй хотя бы две партии продержаться без своих закидонов!" - насмешливо заключил Футакучи-сан, и команда с тренером за его спиной молча закивали - но когда после отличный игры ты обнимаешь свою весело шумящую команду, про крутые единоличные штучки начинаешь забывать. - Эй, малыш-сеттер, - Футакучи-сан подбрасывал мяч в ладони и скалился так, что Коганегаве моментально стало очень интересно: - Тренер сказал, что сегодня ему больше не хочется тебя гонять. Пойдешь отдыхать или попробуешь что-нибудь интересненькое? Коганегава замер. Сакунами, появившийся, как из неоткуда, ткнул его кулаком в спину и заулыбался. - Ты же говорил, что давно хотел попробовать одну штуку, но времени не оставалось? Аонэ, поймавший его взгляд, коротко кивнул. Коганегава, судорожно вздохнув, со всей силы оттолкнулся от пола, подпрыгивая так высоко, как никогда не прыгал. - Да-а-а!
2.Коганегава проснулся посреди ночи в темноте мирно сопящей комнаты и задумался. Что-то пошло не так, иначе и быть не могло, зачем-то же он проснулся? Он точно еще не выспался, его мочевой пузырь спокойно молчал, а поза была удобной и… Коганегава удивленно моргнул и шире раскрыл глаза. В спину упиралось что-то, большое, теплое и довольно тяжелое. Только что проснувшийся мозг предложил несколько довольно идиотских вариантов, которые моментально отмел сонный и мягкий вздох за ухом Коганегавы. Футакучи. Вот, что разбудило Коганегаву и прямо сейчас тесно прижималось к его спине, согревая своим теплом. Коганегава замер, забыв как дышать и боясь пошевелиться. Спальное место Футакучи располагалось совсем рядом с его собственным, может быть, семпай просто ошибся футоном в темноте или не заметил на нем Коганегаву? Футакучи, кряхтя, прижался сильнее, обвивая грудь Коганегавы руками и жадно сжимая. Сердце в груди Коганегавы гулко застучало, а во рту неожиданно оказалось столько лишней слюны, что пришлось шумно сглотнуть. Получилось очень громко, Коганегава в панике затаился, ощущая потребность снова сглотнуть (чертовы слюни, откуда их столько?!) и до ужаса боясь разбудить семпая. Если говорить начистоту, не заметить Коганегаву, даже в темноте, было довольно проблематично. Футакучи лично выговаривал Коганегаве за то, что он занимает слишком много места и все, включая самого семпая, постоянно спотыкаются об его ноги. И все-таки голова у Коганегавы работала действительно ни к черту, потому что в нее закралась удивительная по своей глупости мысль: Футакучи-сан залез к нему в футон сам. Зачем бы ему это делать, голова Коганегавы еще не придумала. Точнее, объясняющая это мысль в ней уже обосновалась, но пылающий от смущения Коганегава упорно старался ее не замечать. Руки у Футакучи были тяжелые и горячие, он бубнил что-то неразборчивое Коганегаве в спину, и так двигал ногой, проходясь коленом вдоль бедра, будто собирался закинуть и ее на Коганегаву. Это было жутко неудобно и невероятно уютно одновременно. Коганегава сильно-сильно зажмурился, сосредоточенно копируя ритм дыхания семпая и, как мантру, повторяя «ничего особенного». Очередная обыкновенная ночевка в лагере. А то, что Футакучи-сан рядом и все-таки обвил его еще и ногой так, будто для него спать в подобном положении привычное дело, это всего лишь случайность. И лучше бы Коганегаве постараться и не разбудить его. Потому что нагрузка в лагере не щадила никого, даже третьегодок, а Футакучи-сан еще и возился с Коганегавой, в свободное время остался с ним тренироваться. Даже сам кормил его! От воспоминаний о кормящем его Футакучи и от его живого, теплого присутствия, Коганегаву бросило в стыдливый жар. Прохладный воздух пек и щипал ему лицо, а между ног скрутило так сильно, что до слез хотелось вскочить и убежать от позора в туалет. Может быть – назойливо упорствовал строящий логические цепочки мозг – Коганегава заслужил эти объятия? Как заслужил, вслед за Монива-саном, чтобы его покормили после долгих тренировок, или накрыли, усталого, двумя одеялами? Может быть… Коганегава остолбенел, потому что в следующий момент одновременно случилось сразу две шокирующие вещи. Дверь в комнату отодвинулась, впуская, судя по очертаниям, Аонэ. Он встал перед футоном, наверняка, удивленный не меньше Коганегавы открывшимся ему зрелищем. Вторая вещь, поразившая Коганегаву до ужаса, была рука Футакучи-сана, которую тот во сне неожиданно спустил к паху Коганегавы и ощутимо там сжал. Коганегава в панике, опасаясь встретиться взглядом с Аонэ, зажмурил глаза и задержал дыхание, притворяясь самым спящим человеком на свете. Или мертвым. Секунды текли, жар в паху становился все более разъедающим и болезненным, Футакучи-сан причмокнул губами и снова что-то забормотал – и, когда Коганегава уже десять раз пожалел о странной идее задержать дыхание, Аонэ наклонился к ним. Он осторожно снял с Коганегавы руки и ноги, а потом и всего Футакучи, утащив его с чужого футона, и зашуршал одеялом, наверное, заворачивая Футакучи на законном месте. Спину Коганегавы обожгло непривычным холодом. Он тихонечко глотнул воздуха, не решаясь даже немного расслабить веки. Притвориться спящим было очень важно. Снять с себя и Футакучи все подозрения. Все произошло во сне и случайно. Ведь, правда? Услышав позади, среди шорохов одеял, вздох Футакучи, Коганегава все же не удержался. Любопытство и затекшая шея победили сковавший его страх. Стараясь двигаться как можно более неподозрительно и сонно, он развернулся на другой бок, улегся поудобнее, затих. И, досчитав до пяти, приоткрыл глаз. Место Футакучи по-прежнему пустовало. Коганегава, забыв про конспирацию, приподнялся на локте, оглядываясь, пока не нашел Футакучи-сана. На футоне Аонэ. Коганегава растерянно открыл рот, похлопал глазами и, подняв их, уперся взглядом в Аонэ. Аонэ-сан смотрел на побелевшего Коганегаву с привычным спокойствием, даже не смотря на то, что теперь уже его Футакучи обвивал руками и ногами, тесно прижимаясь. Аонэ приложил указательный палец к губам, и Коганегава, обливаясь холодным потом, кивнул. - Извини, он привык спать так, - прошептал Аонэ, свободной рукой натягивая на них обоих одеяло. Футакучи рядом с ним затих, даже бормотать перестал. – Перекатился, пока я в туалет ходил. Он не слишком тебе мешал? Коганегава заворожено помотал головой. Аонэ расслабленно кивнул и опустил голову на подушку. Коганегава последовал его примеру.
Наверное, если бы он рассказал об этом случае Сакунами, тот, как обычно, пожал бы плечами и беспечно сказал что-нибудь само собой разумеющееся. Вроде как: "Неужели ты до сих пор не понял?" - издевательски пропел голос Сакунами в его голове. Но, пожалуй, в этот раз, Коганегава ничего не будет ему рассказывать.
За Датеко. Коганегава, фоном Аонэ/Футакучи, около 2тыс слов, низкорейтинг и оос. Подождите, подождите! Я не знаю, читать или писать, и я ничего не успеваю! А еще там принесли перевод почти на 9 тыс слов
За Датеко. Коганегава, фоном Аонэ/Футакучи, около 2тыс слов, низкорейтинг и оос. Я все-таки не удержался, прочитал. Автор Спасибо тебе большое, какая команда тут здоровская, и Коганегава молодец, прямо захотелось посмотреть на него в следующем году. и Футакучи с Аоне - а я сгорел
За Датеко. Коганегава, фоном Аонэ/Футакучи, около 2тыс слов, низкорейтинг и оос. Да сегодня просто праздник какой-та! Спасибо, анончик! чудесный текст!
авторы, все такие классные! спасибо я тоже принес, простите, что такое мелкое и немножко ни о чем джен про футакучи-капитана день футакучи вышел
490 словНе дотянулся Коганегава совсем немного – задел мяч кончиками пальцев и закачался на длинных неловких ногах, теряя равновесие. Даже неуклюже упал на блестящий чистый пол, но этого Футакучи уже не заметил, потому что незаметно изменивший свою траекторию мяч больно ударил его под коленом. Футакучи выругался сквозь зубы и только тогда заметил – Коганегава поднимался на ноги, неловко и забавно, похоже то ли на теленка, то ли на жеребенка. Футакучи никогда не видел ни тех, ни других. - Вставай, - он протянул Коганегаве руку. – Живой? Целый? А про себя подумал: «Сейчас начнется». Брови Коганегавы сложились уголком, и между ними пролегла скорбная складка, глаза округлились. - С вами все хорошо, Футакучи-семпай?! Я… - Не нужно бежать круги, отжиматься и все такое. Лучше, - Футакучи оглядел зал, - лучше попроси Сакунами тебе помочь. Коганегава сник, но покорно кивнул и отошел, сначала сделав несколько неуверенных шагов назад, не оборачиваясь. Кто-то бросил Футакучи влажное тяжелое полотенце, он машинально поймал его и вытер взмокший лоб. - Ты как? – Обара. - Отлично, - если Обара спрашивал про попавший в ногу мяч. «Лучше», - ответил бы Футакучи, если бы вопрос был о другом, потому что и правда становилось лучше. Уже не хотелось заткнуть Коганегаву хотя бы вот этим самым полотенцем, чтобы он перестал извиняться, стало немного легче тормошить Сакунами, хотя быть первым – вторым по номеру, но все равно первым – было по-прежнему сложно и непривычно. Футакучи кинул полотенце на скамейку и отпил из бутылки - глотнул и закашлялся. - Все хорошо Футакучи-семпай? – Коганегава неожиданно возник за спиной. От него недавнего, расстроенного и смущенного, не осталось и следа. За его спиной маячил Сакунами, маленький и серьезный. Вдвоем они напоминали комедийный дуэт, и Футакучи едва подавил в себе желание беспричинно рассмеяться – не хотелось терять остатки капитанского авторитета. Он вытер рот тыльной стороной ладони и спросил, стараясь, чтобы голос звучал сурово и небрежно: - Что вам нужно? - Ключи от зала, - тут же ответил Сакунами. – Мы хотим дополнительно потренироваться вместе. Можно? «Можно, забирайте», - проглотил Футакучи слова, попытавшиеся тут же сорваться с языка. - Дам, если никто из второкурсников не останется. Поняли? Коганегава и Сакунами совсем одинаково закивали головами. - Спасибо! Футакучи стиснул в ладони полупустую бутылку, та заскрежетала, и по пластику побежали белые сгибы. К счастью, на звук никто не обернулся, только менеджер огляделась по сторонам, мельком скользнула по нему взглядом и снова уткнулась в папку. «Лучше, - повторил Футакучи про себя. – Все время немного лучше». Позавчера заходил Камасаки – закатал рукава школьной рубашки и побросал мяч с командой. Футакучи говорил втрое больше и втрое громче обычного. - Все такой же невыносимый, а еще капитан! – бросил Камасаки, а Футакучи так и не решил, рад ли был это слышать. Наверное, рад, потому что спустя каких-то десять минут Аоне молча разнимал их с Камасаки. Сам, потому что не было Монивы, чтобы его попросить. В углу зала Коганегава ловко принял пас и от радости сжал мяч в руках, словно регбист. Футакучи взглянул на помятую бутылку, отвинтил крышечку и смочил ладони. Приложил холодные мокрые руки к лицу и досчитал до десяти. Будет лучше.
я тоже принес, простите, что такое мелкое и немножко ни о чем джен про футакучи-капитана день футакучи вышел Бедный Футакучи, я кажется проникся его нелегкой капитанской долей Хотя наверное можно было предположить - после того,как он на карачках орал на Коганегаву Спасибо, анончик
джен про футакучи-капитана день футакучи вышел А ведь точно! Бедный Футакучи(2). Но это карма у него такая, пусть теперь расплачивается за свое поведение
ыыыыы футакучи-капитан я теперь не могу думать о футакучи отдельно от ивафуты такая милота - футакучи капитанит, старается, сбивается с ног, а ива умиляется и ловит лулзы как опытный зам, его поддерживает
“felt so crystal”, перевод, кагехина, 2500 слов, трансгендер хината, pg-13
1Хината обрезал волосы в последний год средней школы. Матери он сказал, что имя Цубаса ему не подходит, а на следующий год он хотел бы носить мужскую униформу. Пожалуйста.
Когда прошло первое удивление, мама спросила, что он думает насчет имени Шоё.
Первым узнал Енношита.
В тот раз только Хината и Кагеяма остались в раздевалке, чтобы наскоро убрать зал после очередной затянувшейся тренировки. Кагеяма ушел купить себе молока, и Хината решил воспользоваться возможностью переодеть топик и утяжку не в туалетной кабинке, как обычно. Команда привыкла к его побегам в туалет из-за нервов и живота, поэтому, слава богу, никогда не задавала вопросов.
Хината едва успел стянуть мокрую насквозь футболку, когда дверь распахнулась и вошел Енношита.
— Сумку забыл, может ты ее… — он замолчал, увидев выражение ужаса на лице Хинаты. Его глаза расширились, когда, опустив взгляд ниже, он увидел спортивный топ.
У Хинаты кровь застыла в жилах, лицо горело огнем, сердце стучало быстро-быстро, и к горлу подступила тошнота…
— Не видел мою сумку? — вежливо спросил Енношита, и мысли Хинаты перестали лихорадочно метаться в голове.
— Я, ммм, вроде бы видел ее рядом с питьевым фонтанчиком, — нервно произнес он, все еще не уверенный в том, что это не какая-то шутка: Енношита все видел и он теперь знает, но ведь Хината - мальчик, а это значит, что он должен играть в мужской волейбольной команде, и..
— О! Спасибо! — Енношита улыбнулся, и было в его взгляде что-то настолько мягкое и теплое, что сердце Хинаты наконец перестало заполошно биться и вернулось к нормальному ритму.
— Не за что, — он попытался выдать свою привычную улыбку и быстро натянул форменную футболку, вслушиваясь в эхо шагов в коридоре.
— Я не расскажу, — уверенно произнес Енношита и вышел, столкнувшись в дверях с явно скучающим Кагеямой, который успел выпить уже половину коробочки молока. Хинате пришлось отвернуться, чтобы спрятать улыбку, что неконтролируемо расползалась по лицу. Кто-то узнал, но все было хорошо, все хорошо.
Он не сразу привык реагировать на имя Шоё, поэтому заработал себе репутацию вечно витающего в облаках. Общение очень сильно отличалось привычной еще со средней школы болтовни в женском коллективе, но люди просто посчитали, что он стесняется своего роста, будучи значительно ниже большинства ровесников.
Он понял, что если говорить на повышенных тонах, то люди не заметят, что его голос совершенно не ломается, а если больше двигаться - вряд ли кто-либо обратит внимание, как странно иногда топорщится футболка у него на груди.
Ячи узнала второй, и лишь потому, что Хината был в отчаянии.
Каждый вечер на неделе он тренировался допоздна, утром умудрился проспать и забыл проверить календарь, второпях закидывая книги в сумку, и…
В итоге перед вечерней тренировкой он почувствовал, как что-то влажное стекает по бедру, а у него с собой не было тампонов.
Он поймал Ячи, когда она и Киоко подготавливали зал к началу тренировки, а все остальные переодевались, и попросил поговорить наедине. Она покраснела и согласилась, и Хината заметил, как Киоко странно на них посмотрела, но ничего не сказала, за что Хината был ей очень благодарен.
Когда он закончил, Ячи издала только короткое, удивленное “о”. Однако она быстро пришла в себя, достала тампон из сумки и предложила ему обезболивающих.
Хината обнял ее, прежде чем убежать переодеваться.
Признание Ячи стало в некотором роде катализатором, после которого она начала составлять им с Кагеямой компанию на тренировках во время обеденного перерыва. Кагеяма не возражал, пока она не мешала ему отдавать пасы, а Ячи стала меньше пугаться его злобных взглядов, потому что теперь видела их чаще. Ну, может быть.
Его, конечно, дразнили Танака и Ноя, а Цукишима презрительно усмехался и говорил, что Ячи, по всей видимости, влюблена в кого-то из них двоих и планирует скоро признаться. Однако Дайчи быстро прекратил все эти насмешки и сказал, что рад тому, что они подружились.
— Для игроков очень важно найти общий язык с менеджерами, — сказал он. Хината кивнул и побежал на площадку, задаваясь вопросом, как бы отреагировал Дайчи, если бы узнал правду.
Следующим узнал Кагеяма, но это бы и так неизбежно случилось. Хината как раз раздумывал над тем, как бы поднять эту тему, когда все произошло само собой.
Дело было так.
Нацу осталась ночевать у подруги. Мама встречалась где-то с друзьями. Хината был дома один, лениво валялся на диване в топике и старых, застиранных пижамных штанах. Он был настолько увлечен реалити-шоу про владельцев собак, что, услышав звонок в дверь, пошел открывать, даже не задумавшись, что делает.
За дверью стоял Кагеяма с волейбольным мячом подмышкой и приглашением поиграть на площадке в паре минутах ходьбы от дома.
Хината открыл дверь, и Кагеяма уставился на него во все глаза.
И смотрел не отрываясь.
— Подожди, надену футболку, — вздохнул Хината и схватил первую попавшуюся. До площадки они дошли молча, и Хината не слышал ничего, кроме стука крови в ушах.
Хината перебирал пальцами ключи в кармане и думал о том, что если Кагеяма разозлиться, то он успеет добежать до…
Нет. Хината и сам удивился силе поднявшейся в нем ярости. Разве Кагеяма имеет право сердиться? Это не его дело, это ничего не меняет, по крайней мере, это не должно ничего менять.
— Я мальчик, — порывисто выдохнул он и тут же пожалел о том, что не может взять слова назад. Кагеяма не смеялся, не издевался и не злился. Он выглядел… удивленным.
— Кто еще знает? — нерешительно спросил Кагеяма. — Что… что ты мальчик?
— Моя мама, разумеется. Нацу, но она была слишком маленькой, чтобы действительно понять… понять, что я был мальчиком. Ячи, — нервно продолжил Хината, и Кагеяма кивнул, как будто именно этого он и ожидал. — О, и Енношита. Он, ну, он тоже увидел, как я переодеваюсь, вот.
В глазах Кагеяма внезапно загорелось понимание.
— Так вот почему ты переодеваешься в кабинке? — спросил он. — Я думал, что ты просто стесняешься или у тебя где-то есть странная родинка, и специально не спрашивал.
Хината на мгновение отвлекся на комментарий о родинке, но быстро пришел в себя, когда Кагеяма посмотрел вниз и шаркнул ногой по асфальту.
— Я никому не скажу, — тихо произнес он. — В смысле… ты можешь мне доверять. Я никому не скажу, что ты… что ты мальчик. — Хината видел, как осторожно и внимательно вел себя Кагеяма, и это согревало его изнутри.
— Я хотел тебе рассказать, — порывисто выдохнул он. — Я хотел, но не смог выбрать правильное время и правильные слова. — Он тут же понял, что признаться в этом было правильным решением. Кагеяма помрачнел, думая о том времени, как стоял на площадке совсем один, но тень воспоминания быстро исчезла с его лица.
— Я сомневался насчет Ячи, — признался Кагеяма, немного покраснев. — Но я думал, что ты влюбился в нее или что-то вроде того.
Хината знал, что он имеет ввиду под «вроде того».
— Именно ты делаешь меня непобедимым, — уверенно произнес Хината. Кагеяма улыбнулся, и его улыбка была не пугающей, как обычно, а несмелой и застенчивой, и Хината почувствовал, как его сердце от этой улыбки начало биться чаще.
Оставшуюся часть пути до площадки они обсуждали, насколько же странной должна быть родинка, чтобы кому-то из-за нее приходилось так тщательно скрываться.
Все изменилось после того, как узнал Кагеяма.
Хината перестал переодеваться в кабинках, потому что его уже достало ютиться в тесном пространстве. Если Кагеяма постоянно вставал перед ним, когда Хината переодевал футболку, то это, вероятно, происходило лишь из-за того, что их шкафчики находились рядом, правда же?
После того, как однажды по дороге домой Хината рассказал о том, почему он признался Ячи, Кагеяма начал носить в своей сумке обезболивающие и упаковку тампонов, и приятное тепло распространялось в груди Хинаты, стоило ему подумать об этом.
В те дни, когда все вокруг было настолько плохо и неправильно, что он практически не мог вздохнуть, Кагеяма садился рядом и они перекидывались мячом в полной тишине, пока Хинате не становилось лучше. Иногда Кагеяма даже пытался что-то рассказывать, всякие истории про безумных родственников, которые Хината мог молча слушать вместо того, чтобы утопать в собственных мыслях. И когда Кагеяма улыбался, Хината чувствовал, что немного влюблен. Кагеяма не очень умело обращался со словами, Хината знал об этом и раньше. Но он ведь старался, очень старался.
Несколько недель спустя, в один из тех редких дней, когда у них обоих совпал перерыв в тренировках, Хината во всем признался Кенме. Он нервничал, но одновременно и чувствовал воодушевление, потому что на этот раз он сам решил рассказать кому-то и мог выбрать, как именно это сделать и что сказать. Чувство, что у него все под контролем, окрыляло.
Он подпрыгивал от нетерпения, дожидаясь Кенму возле маленькой кофейни, куда они оба любили заглядывать, и когда Кенма пришел, то оглядел Хинату так, как будто догадывался, что тот что-то задумал.
Хината угостил Кенму его любимым напитком (горячим шоколадом) и нашел столик в уголке, где им никто бы не помешал. Он заставил себя успокоиться и использовать существующие определения, такие как «трансгендер», «из женщины в мужчину», избегая недомолвок, которыми он обходился с Кагеямой.
Когда Кенма произнес «я тоже», Хината чуть не упал в обморок.
2Теперь, когда кто-то знал, все изменилось, но вместе с тем осталось по-прежнему. Хината все еще каждый день ходил на волейбольные тренировки, регулярно проваливал тексты по английскому, полностью выкладывался на играх. Ему казалось, что он существует в каком-то странном промежутке между двумя жизнями, но он был счастлив, по-настоящему счастлив, и вместе с тем боялся того момента, когда недомолвок больше не останется.
Однажды после тренировки он поделился своими страхами с Кагеямой, и тот надолго замолчал.
— Ты мальчик, — в конце концов произнес он. — Волейбол тут не при чем. И если ты боишься того, что скажут другие, если узнают… Ну, ты ведь все тот же Хината, а они -- по-прежнему твои друзья.
— А что если они скажут, что мне больше нельзя играть? — решился Хината.
— Это будет несправедливо, — нахмурился Кагеяма. — Я тоже уйду, если они заставят тебя бросить.
Хинату посетило озарение. Он наконец понял седзе-мангу.
Хината посмотрел на Кагеяму так, будто все остальное на свете потеряло значение.
— Кагеяма, — изумленно произнес он, — Ты же любишь волейбол.
Кагеяма нервно переминался с ноги на ногу.
— Они будут неправы, если заставят тебя уйти, — взволнованно сказал он. — Это ведь абсолютно бессмысленно.
Хината все еще не мог поверить, что Кагеяма, который до сих пор дергался, когда его называли королем, и который все еще с трудом мог пасовать кому-либо, кроме Хинаты, мог рассматривать возможность бросить волейбол.
— Ты действительно это сделаешь? — Хината пообещал себе, что не заплачет. Точно-точно.
— Тупица, — Кагеяма мягко его пнул, но в его голосе не было раздражения. — Только ты можешь пробивать мои пасы, кому еще я буду пасовать?
В конце концов, все встало на свои места.
На следующие выходные после проигрыша Фукуродани Дайчи устроил тренировочный лагерь, который начался в шесть утра и закончился, лишь когда солнце зашло за горизонт. За целый день у них выдалось всего несколько коротких перерывов, все они устали, вымокли насквозь и ужасно проголодались.
Проявив под конец немного милосердия, Дайчи угостил их булочками с мясом.
Команда собралась вместе, столпившись посреди тихой улицы напротив магазина. Енношита, Нарита и Киношита яростно сражались в камень-ножницы-бумага. Танака и Ноя соединили руки и пытались убедить испуганного Асахи сесть на них, а Суга молчаливо их поддерживал. Дайчи притворялся, что ничего не замечает, но выглядел так, как будто жалел, что не прихватил с собой аптечку.
Укай, Такеда и Киоко тихо разговаривали, а Цукишима и Ямагучи шептались, прикрывая ладонями рты.
Кагеяма взял в заложники булочки Хинаты и Ячи, подняв пакет высоко над головой. Хината хотел подпрыгнуть, но боялся, что в результате лишь ударит по ним, а не схватит. Он был не готов так рисковать. Добродушная Ячи все равно пыталась.
— Хината! — Хината сразу же узнал голос, хотя не слышал его уже очень давно. Он машинально обернулся и тут же пожалел об этом.
— Хината, это и правда ты! — к ним уверенно приближалась девочка, одетая в форму одной из соседних школ. — Только у тебя могут быть такие яркие волосы!
Хината почувствовал заинтересованные взгляды команды, которые они кидали в их сторону, и покрылся холодным потом. Танака и Ноя, к большому облегчению Асахи, оставили его в покое и окружили Хинату.
— Кимико-сан? — голос Хинаты задрожал, и Кагеяма впился в него внимательным взглядом.
Она остановилась прямо перед ними: волосы разделены на два аккуратных хвостика, а форма идеально отглажена.
— О-хо-хо? — тут же встрял Танака, — Откуда такая прекрасная дева знает нашего Хинату? — стоящий рядом с ним Ноя согласно закивал.
— Рада снова встретиться, Цубаса-кун! — произнесла Кимико, и Хината почувствовал, как сердце пропустило удар. Танака и Ноя непонимающе нахмурились, и не они одни.
— Цубаса-кун? — заинтересованно переспросил Суга.
Кимико наконец заметила их заинтересованные взгляды, но поняла совершенно неверно.
— Мы вместе ходили в начальную школу, — беспечно улыбнулась Кимико. — Но перестали общаться, когда пошли в разные средние школы.
Сердце Хинаты бешено стучало где-то в горле, и он чувствовал, что его вот-вот стошнит. Кимико непонимающе нахмурилась. Хината не поддержал ее энтузиазм, и остальные все еще выглядели удивленными.
— Ты подстригла волосы, — она снова попыталась завязать разговор. — Помню, что мы обе поклялись, что отрастим их до самой груди. — Хината с трудом что-то такое припомнил: что-то из того времени, когда он не понимал связи между внешностью и его внутренними ощущениями. Тогда он думал, что это смотрелось бы здорово. — Видимо, у нас обоих не вышло, да, Цубаса?
— Вообще-то, — Хината замолчал, чтобы прочистить горло, — Теперь меня зовут Шоё. — Кимико зажала рот рукой.
— Ох, мне так жаль! — он выглядела искренне извиняющейся. — Я не знала! — звук приближающихся шагов эхом разлетелся по безмолвной улице, и к ним подбежала девочка в такой же, как у Кимико, школьной форме.
— Кимико-кун! — Кимико повернулась, на ее щеках расплывались красные пятна. — Пойдем уже, а то опоздаем!
— Рада была снова встретиться, — тихо произнесла Кимико. — Правда. — Хината пожалел, что не может ответить тем же, и только помахал на прощание, когда она побежала по улице, догоняя свою подругу.
Команда Карасуно осталась стоять в тишине.
Когда Хината обернулся, он сначала подумал о том, как же ему убедить Кагеяму остаться в команде. А потом грязно выругался про себя.
На несколько мгновений единственным звуком, который доносился до них, был шелест листьев на ветру. Хината обратил внимание на то, что Кагеяма все еще сжимал над головой их мясные булочки.
Потом Танака потрепал его по волосам и произнес:
— Без обид, но я думаю, что шевелюры Асахи хватит на всех нас.
Хината не мог поверить своим ушам.
— Ты не злишься? — спросил он, потому что просто не мог не задать этот вопрос. — Что я не сказал тебе?
— О том, что у тебя абсолютно отсутствует чувство стиля? — фыркнул Цукишима. — Да ладно, мы все поняли это давным-давно. К тому же, розовый абсолютно не подходит к твоим волосам.
Все повернулись и уставились на Цукишиму, но тот только хмыкнул.
Хината захотел его поцеловать. (Несмотря на то что это, ну, Цукишима, и если уж говорить честно, то он с гораздо большим удовольствием поцеловал бы Кагеяму).
— Ты действительно считаешь, что можешь критиковать чью-то прическу, Танака? — раздраженно спросил Асахи и тут же покрылся красными пятнами. — П-простите, я не собирался произносить это вслух!
Ноя засмеялся так сильно, что чуть было не задохнулся.
Хината почувствовал, как грудь заполнило согревающее чувство признательности.
Позже, прежде чем они разошлись по домам, Дайчи хлопнул его по плечу.
— Это ничего не изменит, — тихо произнес он и посмотрел серьезным внимательным взглядом. — Мы не только твои товарищи по команде, мы твои друзья, и мы всегда тебя поддержим.
Хината заплакал, и Кагеяма молча протянул ему салфетку.
Когда они вдвоем шли домой, Хината взял Кагеяму за руку и переплел пальцы, с удовольствием заметив, что покраснел не только он.
неделька, день датеко, футакучи и внезапная влюбленность в руки аонэ. 700 слов, рейтинг невысокий.
читать дальшеФутакучи и сам не знал, когда основной проблемой в его жизни стал Аонэ. Вернее, не так. Когда основной проблемой стали руки Аонэ. Ведь это было не сразу. Просто как-то раз Футакучи взглянул на Аонэ с другой стороны сетки. Это была прощальная игра третьегодок. Футакучи был уверен, что они с Аонэ окажутся в одной команде, это же идиотизм, на какой даже их семпаи были не способны: разделить железную стену. Но Монива после того, как Камасаки позвал к себе Аонэ, заявил, что не допустит смертоубийства на своей последней игре. После чего поймал уже идущего к Аонэ Футакучи за руку и потащил за собой. Когда они стояли напротив друг друга, ничего не предвещало беды. Футакучи помнил, что он тогда что-то сказал, то ли пообещал пробить блок Аонэ, то ли еще какую-то азартную ерунду. Свои слова он забыл, возможно, сразу же, потому что Аонэ в ответ сказал ему - "Попробуй". И Футакучи послушался. Он пробовал и пробовал, стараясь не считать неудачные удары, отмахиваясь и в ответ на попытки Монивы поддержать его и на подначки Камасаки. Это просто отступило на второй план. Остались только сам Футакучи, мяч - и Аонэ. И его проклятые огромные руки, нависающие над Футакучи. Так много раз, что легко было запомнить. Мозоли от мяча, глубокие линии, гибкие длинные пальцы. Покрасневшая после множества ударов кожа. Футакучи потом принес Аонэ лед, сам приложил к его ладони. У Аонэ от холода дрогнули пальцы, а по рукам вверх побежали мурашки. Он нахмурился, будто собирался отнять у Футакучи пакет со льдом, но потом расслабился и подставил вторую руку, доверчиво раскрыв ладонь. Тогда Футакучи списал возбуждение на только что отыгранный матч. Его снова накрыло уже дома, и он едва ли не впервые в жизни стыдливо дрочил, выключив свет и свернувшись под одеялом. После этого "подрочить на руки Аонэ" стало обычным пунктом в распорядке его дня. Или нет, сначала просто "подумать о руках Аонэ", но из этого немедленно вытекала необходимость остаться одному и что-то сделать со стояком. Чем дальше, тем проблема немедленно возбуждения при подобных мыслях вставала все сильнее. Хорошо, что они больше не играли друг против друга. Плохо, что Футакучи все равно не мог отвести взгляда от рук Аонэ. И Аонэ, разумеется, это заметил. И начал смотреть в ответ. Футакучи не хотелось думать, что он мог увидеть. Временами у Аонэ включалось рентгеновское зрение, позволяющее видеть людей насквозь. Футакучи мог только надеяться, что на нем не написано видимой только для Аонэ краской "я без ума от твоих рук" или еще что похуже. - С тобой что-то не так, - сказал Аонэ как-то после тренировки, и у Футакучи не было сил даже удивиться, потому что он внезапно обнаружил, что голос Аонэ ему нравится тоже, может быть даже сильнее, чем руки. - Сильно не так, - согласился Футакучи и спрятал собственные руки в карманы. Хотелось ударить себя, или Аонэ, чтобы не был таким, не шел рядом, не смотрел так внимательно. Футакучи ненавидел это состояние, когда даже представить себе не мог, что делать дальше. - Можешь мне рассказать, - кажется, это был рекорд Аонэ, целых две фразы за пять минут. - Тебе не особо понравится, - предупредил его Футакучи. Будто что-то заклинило в голове. Он не мог соврать. И промолчать тоже не мог. Аонэ смотрел на него, будто вытягивая ответ взглядом, и Футакучи не выдержал, зажмурился. - Я на тебя... ты мне нравишься. Он приоткрыл один глаз, не дождавшись какой-либо реакции, посмотрел на удивленного Аонэ и пожал плечами. Надо было все-таки придумать что-то другое. Не стоило говорить правду. От теплого прикосновения к плечу Футакучи вздрогнул. Вскинул голову, с трудом выдерживая взгляд Аонэ. Чужие пальцы на плече сжались сильнее, так, что даже больно стало. А потом Аонэ развернул его к себе и обнял, прижимая к широкой твердой груди. Так близко Футакучи чувствовал, что у него сбилось дыхание, и сердце стучит очень быстро. Стоять так было и уютно, и неловко. - Как дети, - вслух подумал Футакучи. Медленно, сначала долго примериваясь, он положил ладони на плечи Аонэ и потянулся вверх. Прижался губами к его губам, твердым, крепко сжатым. От неожиданного волнения неприятно тянуло в животе, и мысли в голове путались, ходили по кругу - и неожиданно оборвались, когда Аонэ выдохнул, сгреб в кулак куртку на спине Футакучи и разомкнул губы, отвечая на поцелуй. Кажется, пора было искать себе еще одну главную проблему в жизни. Старая перестала быть актуальна.
неделька, день датеко, футакучи и внезапная влюбленность в руки аонэ. 700 слов, рейтинг невысокий. Спасибо, я немножко сгорел на руках Аонэ, как теперь спать
Проклятый перевод, я снова воспылал к ушифуте. Хотя в первую очередь я в шоке, что по этому пейрингу что-то вообще пишут. А где ты его раньше встречал, поделись?
Перевод хороший, а сам текст НЕХ какой-то очень сквикнуло, извините переводчик выбрал текст, осознавая большую вероятность негативной реакции. сорри за сквик. спасибо за комплимент качеству перевода.
1.
у пуха лежат на русском
ну да, получается, что можно)
Подождите, подождите!
Я не знаю, читать или писать, и я ничего не успеваю!
А еще там принесли перевод почти на 9 тыс слов
Конечно же, пиши, анон, прочитать еще успеешь
Я все-таки не удержался, прочитал. Автор
Спасибо тебе большое, какая команда тут здоровская, и Коганегава молодец, прямо захотелось посмотреть на него в следующем году.
и Футакучи с Аоне - а я сгорел
Да сегодня просто праздник какой-та!
Ох ты ж
я тоже принес, простите, что такое мелкое и немножко ни о чем
джен про футакучи-капитана день футакучи вышел
490 слов
джен про футакучи-капитана день футакучи вышел
Бедный Футакучи, я кажется проникся его нелегкой капитанской долей
Спасибо, анончик
А ведь точно!
Бедный Футакучи(2). Но это карма у него такая, пусть теперь расплачивается за свое поведение
продержаться полгода
я смотрю, ты замахиваешься на титул "стальные яйца года"
я теперь не могу думать о футакучи отдельно от ивафуты
такая милота - футакучи капитанит, старается, сбивается с ног, а ива
умиляется и ловит лулзыкак опытный зам, его поддерживает“felt so crystal”, перевод, кагехина, 2500 слов, трансгендер хината, pg-13
1
неделька, день датеко, футакучи и внезапная влюбленность в руки аонэ. 700 слов, рейтинг невысокий.
читать дальше
Дааа, и это было хорошо
Спасибо, я немножко сгорел на руках Аонэ, как теперь спать
Хоррррррроший был перевод с:
А где ты его раньше встречал, поделись?
Перевод хороший, а сам текст НЕХ какой-то
очень сквикнуло, извините
В треде, фаноны
Эх, а я-то уж думал, вдруг где-то залежи креатива
очень сквикнуло, извините
переводчик выбрал текст, осознавая большую вероятность негативной реакции. сорри за сквик.
спасибо за комплимент качеству перевода.
там еще и кенма трансгендер.
Да ладно, я тоже осознавал, на что шёл
И спасибо за перевод