Мизераблеправда-111

[Замдежурного]

Заебали "Отверженные" в целом и бесконечные Жавер/Вальжан в частности.
Куда не сунься, всюду блять, эти ебучие КЭН Ю ХИР ЗЕ ПИПЛ СИНГ ЭМПТИ ЧЕРС ДУ НОТ ФОРГЕТ МАЙ НЕЙМ УНЫЛАЯ РОЖА ДЖЕКМАНА ЕБАЛО КРОУЛИ ЗЕ КОЛОР ОФ ДЕСАЙР ЕБАТЬ МЕНЯ ФРАНЦУЗСКИМ ФЛАГОМ КОГДА ВСЁ ЭТО КОНЧИТСЯ
Да анона так Шерлок, Локи, Трандуил на алёшеньке и ашот с дауном из Тин Вулфа, вместе взятые, не заёбывали, как вся эта свистопляска вокруг откровенно посредственного мюзикла

рисовалка | сообщества |

прошлые фб

зфб-13 | фб-13 | зфб-14 | фб-14

Предыдущие темы:

1-100

1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 4849, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86, 87, 88, 89, 90, 91, 92, 93, 94, 95, 96, 97, 98, 99, 24601,

...

101, 102, 103, 104, 105, 106, 107, 108, 109, 110.

Вопрос: амплуа порновальжана:

1. брутальный топ		12	(6.06%)
2. сладкий боттом		5	(2.53%)
3. ловкий универсал		31	(15.66%)
4. талантливый многостаночник		23	(11.62%)
5. отлично глотает		7	(3.54%)
6. смешно давится		12	(6.06%)
7. ебёт и плачет		33	(16.67%)
8. парень из службы доставки		11	(5.56%)
9. развязная медсестра		14	(7.07%)
10. 24601!		50	(25.25%)
Всего:		198 Всего проголосовало: 82

@темы: мизераблеправда

Comments

[Гость]

я что, единственный, кто помнит его не как единственная-расчлененка-автор, а как ФЛАФФ-ПОРНОТА-РОЗОВЫЕПОНИ-автор?

я помню его как римминг-фесттайм-автор

[Гость]

ноосферанах

поддерживаю твою пронзалку. у меня вообще ощущение, что этот автор половину фб в одиночку закрыл, <'''.s>и теперь я не могу эту половину читать.

[Гость]

я помню его как римминг-фесттайм-автор

лол, да, такое не забывается

[Гость]

я что, единственный, кто помнит его не как единственная-расчлененка-автор, а как ФЛАФФ-ПОРНОТА-РОЗОВЫЕПОНИ-автор?

я его помню как охуенное-журналистское-ау-автор. и охуенное-зомби-ау-автор. а потом уже римминг и будущее и ЁБАНАЯ ПИЛА D: и тёмная башня, которой я до сих пор хочу ИЩО.

а не скажешь, какой? чтобы даже СЛУЧАЙНО туда не попасть.

насколько я знаю, там он никого не убивает. но я не слежу, могу ошибаться.

[Гость]

а не скажешь, какой? чтобы даже СЛУЧАЙНО туда не попасть.

нибойся, анон, там и без него уже кому надо руку оттяпали, он и не напрягается.

[Гость]

я бы даже сказал весной)

да, летом самым ярким маленьким метеорчиком пронеслись зомбигеи.

[Гость]

ЁБАНАЯ ПИЛА D:

бля зачем я ток забыл!

[Гость]

и будущее и ЁБАНАЯ ПИЛА D:

два фика, про которые до сих пор хочется спросить: локи, нахуя?

[Гость]

два фика, про которые до сих пор хочется спросить: локи, нахуя?

мне не хочется. меня оба покорёжили и вывернули наизнанку и проебашили током насквозь и заставили трястись от ужаса и отвращения. мне было охуенно.

[Гость]

я что, единственный, кто помнит его не как единственная-расчлененка-автор, а как ФЛАФФ-ПОРНОТА-РОЗОВЫЕПОНИ-автор?

я в нем еще пронзаю 2/3порнолуния-автор, но хз.

[Гость]

я в нем еще пронзаю 2/3порнолуния-автор, но хз.

насколько я знаю, так и есть

[Гость]

нибойся, анон, там и без него уже кому надо руку оттяпали

это был ОЧЕНЬ тонкий намек.

[Гость]

зомбигеи

были не в таком масштабе чтобы пришлось внести в бан все related тэги на тумблере, когда ты был в фандоме за пару лет до этой истерии(

[Гость]

зомбигеи были не в таком масштабе чтобы пришлось внести в бан все related тэги на тумблере, когда ты был в фандоме за пару лет до этой истерии(

ну не знаю, мне весь твиттер заспамили. я аж посмотрела в итоге.

[Гость]

я аж посмотрела в итоге

а я так и не посмотрел. перебили полтора года ожидания фильма . это не упрёк, если что, просто вышло как вышло

[Гость]

и теперь я не могу эту половину читать

а что так?

[Гость]

ваще оффтопом вопрос к плц, который здесь ещё пробегает иногда: я не то чтобы собираюсь, но есличовдруг — у нас ещё есть право на вечер в опере приносить в лачугу порноту? а то до всей этой истории я и не подозревал, что кому-то может быть прям _настолько_ неприятно, а теперь чот реально неловко. а у модерн-кирпича тематика ограничена.

ээээ, правила лачуги не менялись вроде как.) если бы нам вдруг ударилоо в голову порешить что нельзя - это нашло бы в них отражение.
а там написано, что можно, только запаковывать аккуратно - с катами, ворнингами и под 18+

плц

[Гость]

ээээ, правила лачуги не менялись вроде как.)
ну малоле. я спараноило.
пасиба за ответ.

[Гость]

перебили полтора года ожидания фильма
какого фильма?

[Гость]

а что так?

не заходит. ни сюжеты, ни образы, ни стиль-как-у-гюго. ничего как у гюго я там не вижу и вообще этот стиль меня злит и утомляет.

[Гость]

какого фильма?

да капитан америка 2 зимний солдат же.

[Гость]

да капитан америка 2 зимний солдат же.

а я девять раз сходил как гюго, бвахаха
и при этом хейтер фандома

[Гость]

да капитан америка 2 зимний солдат же.

тьфу блин, я думала, мы про зомбигеев.
нет, этот не смотрела. на первом отлично выспалась, хватило.

[Гость]

зомбигеи были не в таком масштабе

и слава богу. одна девушка в избранном так активно постила гифки с этими мерзкими рожами безо всякого ката, что пришлось ее в отдельную ленту вынести.

[Гость]

ощущение, что этот автор половину фб в одиночку закрыл, <'''.s>и теперь я не могу эту половину читать

почему не можешь?

[Гость]

Книга третья В 1817 году
Глава 1 1817 год

А год был годом, который Людовик XVIII с истинно королевским апломбом, не лишённым некоторой надменности, называл двадцать вторым годом своего царствования. То был год славы для г-на Брюгьера де Сорсум. Все парикмахерские заведения, уповая на возврат к пудре и к взбитым локонам, размалевали свои вывески лазурью и усеяли их геральдическими лилиями. То были наивные времена, когда граф Линч восседал каждое воскресенье в церкви Сен-Жермен-де-Пре на почётной скамье церковного старосты в парадной одежде пэра Франции, с красной орденской лентой, привлекая к себе внимание длинным своим носом и тем величественным выражением лица, какое свойственно человеку, совершившему славный подвиг. Славный же подвиг г-на Линча заключался в следующем: будучи мэром города Бордо, он 12 марта 1814 года сдал город герцогу Ангулемскому несколько раньше, чем следовало. За это он и получил звание пэра. В 1817 году мода нахлобучила на головы маленьких мальчиков в возрасте от четырёх до пяти лет огромные шапки из сафьяна с наушниками, сильно напоминавшие остроконечные колпаки эскимосов. Французская армия была одета в белое, на манер австрийской; полки именовались легионами; их уже не обозначали номерами, а присвоили им названия департаментов. Наполеон находился на острове Св. Елены, и, так как Англия отказывала ему в зелёном сукне, он перелицовывал свои старые мундиры. В 1817 году Пеллегрини пел, м-ль Биготтини танцевала; царил Потье; Одри ещё не успел прославиться. Г-жа Саки заступила место Фориозо. Во Франции продолжали стоять пруссаки. Г-н Делало был важной особой. Законный порядок только что утвердился, отрубив руки, а потом и голову Пленье, Карбоно и Толерону. Обер-камергер князь Талейран и аббат Луи, которого прочили в министры финансов, смотрели друг на друга, подсмеиваясь, как два авгура; оба они 14 июля 1790 года отслужили торжественную мессу в праздник Федерации на Марсовом поле: Талейран в качестве епископа, а Луи в качестве дьякона. В 1817 году в боковых аллеях этого самого Марсова поля мокли под дождём и гнили в траве громадные деревянные столбы, выкрашенные в голубой цвет, с облупившимися изображениями орлов и пчёл, с которых слезла позолота. Это были колонны, два года назад поддерживавшие трибуну императора на Майском собрании. Они почернели местами от бивуачных костров австрийцев, построивших свои бараки возле Гро-Кайу. Две-три такие колонны и вовсе превратились в пепел, обогревая ручищи кайзеровцев. Майское собрание было замечательно тем, что оно происходило на Марсовом поле, и не в мае, а в июне[16]. Двумя достопримечательностями этого 1817 года были: Вольтер, издания Туке, и табакерка с конституционной хартией. Последним событием, взволновавшим парижан, было преступление Дотена, который бросил голову своего брата в бассейн Цветочного рынка. В морском министерстве только что приступили к расследованию дела злополучного фрегата «Медуза», которое должно было покрыть позором Шомарея и славою – Жерико. Полковник Сельв отправился в Египет, чтобы стать там Сулейман-пашой. Дворец Терм на улице Лагарпа служил лавчонкой какому-то бочару. На площадке восьмиугольной башни особняка Клюни ещё можно было видеть маленькую дощатую будку, которая во времена Людовика XVI заменяла обсерваторию Месье, астроному морского ведомства. Герцогиня Дюра в своём небесно-голубом будуаре, обставленном табуретами с крестообразными ножками, читала трём или четырём из своих друзей ещё не изданную «Урику». В Лувре соскабливали отовсюду букву «Н». Аустерлицкий мост отрёкся от своего имени и назвался мостом Королевского сада – двойная загадка, ибо в ней одновременно скрывались два прежних названия: Аустерлицкий мост и мост Ботанического сада. Людовик XVIII, по-прежнему читая Горация и делая ногтем пометки на полях, стал, однако, задумываться над судьбой героев, которые превращались в императоров, и башмачников, которые превращались в дофинов; у него было два источника тревоги: Наполеон и Матюрен Брюно. Французская академия объявила конкурс на тему: «Счастье, доставляемое занятиями наукой». Г-н Беллар блистал официальным красноречием. Под его сенью уже созревал будущий товарищ прокурора Броэ, которому суждено было стать мишенью для сарказмов Поля-Луи Курье. Нашёлся лже-Шатобриан в лице Маршанжи; лже-Маршанжи в лице д’Арленкура ещё не появился. «Клара Альба» и «Малек-Адель» считались образцовыми произведениями; г-жа Коттен была провозглашена лучшим писателем современности. Французский институт вычеркнул из своих списков академика Наполеона Бонапарта. Весь Ангулем королевским указом был превращён в морское училище: ведь герцог Ангулемский был генерал-адмиралом, и, следовательно, Ангулем должен был по праву пользоваться всеми преимуществами морского порта, не то пострадал бы самый принцип монархической власти.

В совете министров обсуждался вопрос о том, можно ли допускать печатанье виньеток, которые изображали акробатические упражнения и, придавая особую остроту афишам Франкони, собирали перед ними целые толпы уличных мальчишек. Г-н Паэр, автор «Агнезы», добряк с квадратным лицом и бородавкой на щеке, дирижировал небольшими камерными концертами у маркизы де Сасене в улице Виль-л’Эвек. Все молодые девушки распевали «Сент-Авельского отшельника», текст которого был написан Эдмоном Жеро. Журнал «Жёлтый карлик» преобразился в «Зеркало». Кафе «Ламблен» стояло за императора в пику кафе «Валуа», стоявшему за Бурбонов. Герцога Беррийского, которого где-то во мраке уже подстерегал Лувель, только что женили на сицилийской принцессе. Прошёл год со смерти г-жи де Сталь. Гвардейцы встречали свистками м-ль Марс. Большие газеты стали совсем маленькими. Формат их был ограничен, зато не ограничена свобода. Газета «Конституционалист» была действительно конституционной. «Минерва» писала фамилию Chateaubriand[17] так: Chateaubriant. Эта буква t на конце вместо d вызывала у буржуа громкие насмешки над великим писателем. Бесчестные журналисты оскорбляли в продажных газетах изгнанников 1815 года: Давид уже не был талантлив, Арно не был умён, Карно не был честен; Сульт не выиграл ни одного сражения; Наполеон – и это правда – уже не был гениален. Ни для кого не секрет, что письма, адресованные по почте лицам, высланным за пределы Франции, очень редко до них доходили, ибо полиция считает своим священным долгом перехватывать их. Это факт далеко не новый; еще Декарт жаловался на него, находясь в изгнании. Когда Давид в одной из бельгийских газет высказал некоторое неудовольствие по поводу того, что не получает отправляемых ему писем, это показалось роялистской прессе весьма забавным, и она осыпала изгнанника насмешками. Одни говорили: «цареубийцы», а другие: «голосовавшие за казнь»; одни говорили: «враги», а другие: «союзники», одни говорили: «Наполеон», а другие: «Буонапарте», – и это разделяло людей, словно глубочайшая пропасть. Все здравомыслящие люди сходились на том, что эра революций была навсегда закончена королём Людовиком XVIII, прозванным «бессмертным автором хартии». На береговом откосе у Нового моста, на пьедестале, ожидавшем статую Генриха IV, вырезали слово Redivivus[18]. Г-н Пье подготовлял в доме № 4 на улице Терезы тайное сборище с целью упрочить монархию. Ультрароялисты говорили в затруднительных случаях: «Надо написать Бако». Канюэль, О’Магони и де Шапделен, слегка поощряемые старшим братом короля, уже намечали то, чему впоследствии предстояло стать «Береговым заговором». Со своей стороны, общество «Чёрной булавки» тоже составляло заговор. Делавердри стакнулся с Троговым. Г-н Деказ, до некоторой степени либерал, господствовал над умами. Шатобриан стоял каждое утро у своего окна в доме № 27 по улице Сен-Доминик, в панталонах со штрипками, в домашних туфлях, с шёлковым платком на седой голове. Разложив перед собой целый набор инструментов дантиста, он, не отводя глаз от зеркала и заботливо осматривая свои прекрасные зубы, за которыми тщательно ухаживал, одновременно диктовал секретарю г-ну Пилоржу различные варианты «Монархии согласно хартии». Делавшая погоду критика отдавала предпочтение Лафону перед Тальма. Де Фелец подписывался буквой А; Гофман – буквой Z. Шарль Нодье писал «Терезу Обер». Развод был упразднён. Лицеи назывались коллежами. Ученики коллежей, с золотой лилией на воротничках, тузили друг друга из-за римского короля. Дворцовая тайная полиция доносила её королевскому высочеству герцогине Шартрской о том, что на выставленном повсюду портрете герцог Орлеанский в мундире гусарского генерал-полковника имел более молодцеватый вид, нежели герцог Беррийский в мундире драгунского полковника, – крупная неприятность.

[Гость]

почему не можешь?

уже написал в 16:37

[Гость]

Город Париж за свой счёт обновил позолоту на куполе Дома инвалидов. Серьёзные люди спрашивали друг у друга, как поступил бы в том или ином случае г-н де Тренкелаг; г-н Клозель де Монталь расходился в некоторых вопросах с г-ном Клозелем де Кусерг; г-н де Салабери был недоволен. Автор комедий Пикар, принятый в члены Академии, куда не мог попасть автор комедий Мольер, ставил пьесу «Два Филибера» в Одеоне, на фронтоне которого по следам сорванных букв было ещё совсем нетрудно прочитать: «Театр императрицы». Одни высказывались за Кюнье де Монтарло, другие против. Фабвье был бунтовщиком; Баву был революционером. Книгопродавец Пелисье издавал Вольтера под следующим заголовком: «Сочинения Вольтера, члена Французской академии». «Это привлечёт покупателей», – говорил сей наивный издатель. Общее мнение гласило, что г-н Шарль Луазон будет гением века; его уже начинала грызть зависть – признак славы, и про него написали такой стишок:
Луазон, воришка, плут,
Хоть в орла рядится он, —
Ножки сразу выдают,
Что гусёнок – Луазон.

Так как кардинал Феш не пожелал добровольно отказаться от своих прав на Лионскую епархию, то ею теперь управлял де Пен, архиепископ Амазийский. Между Швейцарией и Францией возникли трения из-за Дапской долины, начавшиеся с докладной записки капитана Дюфура, впоследствии произведённого в генералы. Ещё никому не ведомый Сен-Симон вынашивал величественную свою мечту. В Академии наук восседал знаменитый Фурье, теперь уже давно забытый потомством, а где-то на чердаке ютился другой, неизвестный Фурье, память о котором никогда не исчезнет. Уже начинала всходить звезда лорда Байрона; в примечании к одному из своих стихотворений Мильвуа возвестил о нём Франции, именуя его «неким лордом Байроном». Давид д’Анже делал уже попытки вдохнуть жизнь в мрамор. В узком кругу семинаристов, в безлюдном тупике Фельянтинок, аббат Карон с похвалой отзывался о неизвестном священнике Фелисите Робере, впоследствии превратившемся в Ламенне. Какая-то штука, которая дымила и пыхтела на Сене, издавая при этом такие же звуки, какие издаёт барахтающаяся в воде собака, сновала взад и вперёд под окнами Тюильри от Королевского моста к мосту Людовика XV: это была никчёмная механическая игрушка, выдумка пустоголового изобретателя, утопия – словом, это был пароход. Парижане равнодушно смотрели на эту бесполезную затею. Г-н де Воблан, преобразовавший Французский институт с помощью государственного переворота, приказов и новых назначений, явился почтенным творцом нескольких академиков, но, совершив этот подвиг, сам так и не смог попасть в их число. Сен-Жерменское предместье и Марсанский павильон пожелали себе в префекты полиции г-на Делаво по причине его благочестия. Дюпюитрен и Рекамье бранились в анатомическом театре Медицинской школы и, споря о божественном происхождении Иисуса Христа, готовы были надавать друг другу тумаков. Кювье, глядя одним глазом в Книгу Бытия, а другим на природу, стремился угодить реакционным ханжам, пытаясь примирить ископаемых с библейскими текстами и заставляя мастодонтов прославлять Моисея. Франсуа де Нефшато, достойный почитатель памяти Пармантье, усердно хлопотал о том, чтобы слово «картофель» произносилось как «пармантофель», что отнюдь не возымело успеха. Аббат Грегуар, бывший епископ, бывший член Конвента, бывший сенатор, был низведён роялистской полемикой в степень «презренного Грегуара». Оборот речи, который мы только что употребили: «низведён в степень», был объявлен неологизмом г-ном Руайе-Колларом. Под третьей аркой Иенского моста ещё можно было отличить, по его белизне, новый камень, которым за два года до того было заложено отверстие пробоины, сделанной Блюхером, собиравшимся взорвать мост пороховой миной. Правосудие посадило на скамью подсудимых человека, который, увидев входящего в собор Парижской Богоматери графа д’Артуа, громко сказал: «Чёрт возьми! Как мне жаль того времени, когда Бонапарт и Тальма под руку являлись на Бал дикарей». Крамольные речи; полгода тюрьмы. Изменники распоясались; люди, которые накануне сражения перешли на сторону врага, не скрывали полученных наград и бесстыдно разгуливали средь бела дня, цинично хвастаясь богатством и чинами; дезертиры, показавшие себя при Линьи и при Катр-Бра, обнажали свои продажные душонки и верноподданнические чувства, забыв слова, написанные на внутренней стенке общественных уборных в Англии: Please adjust your dress before leaving[19].

Вот что вперемежку всплывает на поверхности 1817 года, ныне забытого. История пренебрегает почти всеми этими своеобразными подробностями, и иначе поступить она не может: они затопили бы е бесконечным своим потоком. А между тем эти подробности, несправедливо называемые мелкими, – полезны, ибо для человечества нет чересчур мелких фактов, как для растительного мира нет чересчур мелких листьев. Именно из физиономии отдельных лет и слагается облик столетий.

В этом-то 1817 году четверо юных парижан придумали «забавную шутку».

[Гость]

я слишком необразованная, чтобы понимать, о чём эта глава.

[Гость]

или, по крайней мере, чтобы понимать в полной степени.