Курокоправда-151

[Замдежурного]

Волшебный баскетбол, радужные пидорасы и хуй.

Вот когда есть фандом у произведения – это ведь хорошо, да? Ну, фичочки там, арты на бумажках в клеточку, есть что почитать, с кем пообсуждать… Но порой это зарождение фандома начинается с такого ёбаного пиздеца, что на это всё даже времени не хватает, потому что руки приходится постоянно держать у лица в позе двойного фэйспалма. Вижу всё это бурление говнокреатива, и чувствую, что даже любовь к канону постепенно ослабевает, потому что этот говнофикбук с его выкидышами повсюду.
Руфандом Kuroko no Basuke, а особенно его фикбук-представители, да чтоб у вас руки отсохли, комп сломался, и физрук в жопу выебал. Хватит плодить этот кошмар!
А вы понимаете мою боль, аноны?

Тексты из дежурки (архив) | Общефандомный архив | Ежемесячный Куроко-но-Фест

Информер

Обзоры | Куроко в Обзорах Споконов
Анонимный баскетбол | KnB ID
Рисовалка
Шипперские сердца
Фесты:
KnB - кинк (идет)
KnB на Фест-недельке (идет)
KnB - однострочники (идет)
Куроко на спокон-фесте (идет)
OTP Wars 2.0 (прошло)
Kuroko no Big Bang (прошел)
Юбилейная битва
мини-OTP Wars (прошло)
Битва Лаверы vs. Хейтеры (прошло)
АоКисе на Разминке 2014 (прошло)
Оtp-wars (прошло)
KnB на ЗФБ-2014 (прошло)
Сикрет Санта-2014 (прошло)
Сикрет Санта-2013 (прошло)
KnB на ФБ-2013 (прошло)
Анонимная Репка ака Паровозик (замерла)
АоКага - кинк (замерло в 2013-ом)
KnB Fest (замерло в 2013-ом)
KnB - арт-фест (замерло в 2013-ом)
Kuroko no Mafia (замерло в 2013-ом)
Фан-сообщества:
Kuroko no Basuke ID
Сообщество шипперов
Матчасть Куроко
Kuroko no Basuke
Аомине/Момои
Аомине/Кагами
Аомине/Кисе
Кайджо
Споконы (по тегу KnB)

Предыдущие темы:

1-100.3

1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86, 87, 88, 89, 90, 91, 92, 93, 94, 95, 96, 97, 98, 99, 100.1, 100.2, 100.3,

...

101, 102, 103, 104, 105, 106, 107, 108, 109, 110, 111, 112, 113, 114, 115, 116, 117, 118, 119, 120, 121, 122, 123, 124, 125, 126, 127, 128, 129, 130, 131, 132, 133, 134, 135, 136, 137, 138, 139, 140, 141, 142, 143, 144, 145, 146, 147, 148, 149, 150.

Вопрос: !

1. С прошедшим!		95	(100%)
Всего:		95

@темы: курокоправда

Comments

[Гость]

трэш, свиноебство, все умерли, политота, фоновые мидотаки, 604 слова.

[Гость]

не отрезает соски и гениталии, Мидорима до сих пор с ужасом вспоминает, что Хайзаки сделал с Кисе

дальше не стал читать

[Гость]

пидарас, мог бы не читать без цитаты блядь

[Гость]

с ханамией и мидоримой сдулся после информации из первого же абзаца. слаб я духом стал.

[Гость]

сиквел к киридаеджену
автор с чего-то решил, что Сето - на год младше, так что ау по этому единственному условию, постканон, пвп, романс, временами бултыхание между юмором и стебом, киехана, ямахара, NC-17, 5824 слова

часть 1

— Где был? — ласково спросил Ханамия.
Ямазаки у него за спиной красноречиво побледнел.
— Чай пил, — беззаботно ответил Хара и выдул розовый пузырь из жвачки. Узнать по запаху пил Хара чай или что покрепче вроде кофе не представлялось возможным.
Улыбка Ханамии застыла: он, судя по всему, мысленно выстраивал график правдивости Хары. И получал перевернутую горную гряду под уровнем нуля.
Хара звонко лопнул жвачку, снял ее ошметки с носа и продолжил:
— С Киеши Теппеем. Встретились случайно у автомата с напитками.
— У нас же не с ними был матч, — робко подал голос Ямазаки.
— Я же говорю, — Хара длинно облизнулся, дотянувшись языком, кажется, даже до кончика носа, — совершенно случайно.
Ханамия скрипнул зубами сквозь улыбку и будто бы сам себе удивился. Сето взглянул на него с интересом, Фурухаши оторвался от своей неизменной книжки.
— Хорошо, хорошо, — Хара поднял руки, признавая поражение, — допустим, я специально подкараулил Киеши.
Хара снова надул пузырь и снова его лопнул. Ханамия смотрел на него с прежней застывшей, будто нарисованной улыбкой, которая, казалось, сейчас потрескается или отклеится у него с лица.
— И попросил у него прощения.
В тишине лязг шкафчика прозвучал особенно громко.
— Простите, — бледный Ямазаки захлопнул дверцу, сделав вид, что вовсе не собирался за ней прятаться.
— Да, — подтвердил Хара, — приблизительно вот так и просил. Только еще поклонился.
— И за что просил? — у Сето всегда был голос оратора, ему не нужно было кричать, чтобы перекрыть, скажем, гомон целого класса. Ханамия так не умел и вопить не любил. Сето работал его голосом. Из-за того, что он в некоторой степени умел «читать» Ханамию, порой он служил его голосом и без подсказок. Еще реже — брал на себя обязанность задавать вопросы, которые Ханамия не задал бы никогда.
— За все, — легко ответил Хара. — За наше поведение на играх, за подколки и оскорбления, за нечестную игру… За колено. Киеши-сан сказал, что мои извинения приняты, а за колено я зря извиняюсь, это вообще не моя вина. Меня тогда не было даже на скамейке запасных, — продолжал Хара в глубокой, абсолютной тишине. — Ну и — хэй! — я заметил, что мы не такие уж чудовища. У нас отличная команда на самом деле. А если кто и чудовище — так разве что капитан.
Тишина стала пронзительной и полной, такой, что, кажется, тронешь — и зазвенит.
— Но это не его вина, — жвачка снова громко хлопнула. — Его ужасное детство, в котором его никто не любил…
— Что за бред, — прошипел Ханамия.
— … антикварные деревянные игрушки, которым и поиграть-то спокойно нельзя, французские обои в тоскливую зеленую полоску …
— Ты рассказал ему про цвет моих обоев? — Ханамия казался неожиданно позабавленным.
— … и Сето в качестве товарища по играм, — Хара трагическим жестом указал на лохматого Сето, следящего за Ханамией острым взглядом полицейского, оставшегося наедине с опасным заключенным.
— Так что ты таков, какой есть, и другим быть не мог бы, — заключил Хара, широко улыбаясь, и на всякий случай отошел подальше.
Ханамия смотрел на него ласково, точно убийца маленьких беззащитных созданий, и поглаживал подбородок.
— Капитан? — осторожно спросил Хара, забеспокоившись из-за долгого молчания.
— Ничего-ничего, — ответил Ханамия, — не волнуйся, Хара-кун. Я просто обдумываю план мести. Жестокой и беспощадной. Можешь бежать и прятаться.
Хара перестал улыбаться и тяжело вздохнул — видно было, что терять ему уже нечего. Челка его затрепетала, скулы заострились.
— Я подглядел у одной команды ритуал, который они проводили перед матчем, — несмотря на то, что глаз его не было видно, Хара выглядел как камикадзе перед взлетом.
— Присоединяйтесь, — радостно предложил он и обнял Ханамию.
В первую секунду тот выглядел так, словно завис между шоком и неверием, во вторую — между злостью и раздражением. А уже в следующую секунду со словами «команда мы или где?» Сето вместе с Фурухаши тоже стиснули Ханамию в объятиях. Разве что Ямазаки пытался сбежать, но Хара предусмотрительно зажал его между Ханамией и шкафчиком. Ханамия, бледный, с неровными пятнами румянца на щеках, шипел и бился, обещая скидки на билеты в круиз по подземной реке. Он мог выкрутиться почти из любой ситуации, а вот прямые физические контакты не любил и переносил их скверно.
Таким его и увидел Киеши Теппей — зажатым в углу, задавленным объятиями, злым и растерянным. Ханамия при виде Киеши застыл и перестал вырываться.
— Какой приятный вечер, — улыбка Киеши была добрая, но неискренняя. Он помолчал, наклонив голову к плечу. — Надо же, а я было решил, что после обоев в горошек меня уже ничем не удивить …
— В полосочку, — задушенно прохрипел Ямазаки, на которого все навалились.
Киеши продолжал улыбаться, только губы его слегка побледнели. Ханамия улыбнулся в ответ — недоброй, всезнающей улыбкой — и обнял Хару за талию.
— Выйди, — сказал Ханамия, — и закрой дверь с той стороны.
Разозленный Киеши Теппей на первый взгляд ничем не отличался от дружелюбного Киеши Теппея. Он молча подошел, отодвинул Сето, отлепил Фурухаши (Ямазаки наконец—то смог вдохнуть), Хара неловко — упс! — задел Киеши локтем, Киеши совершенно случайно заехал Харе по шее: «Извини, Хара-кун, мои слишком большие, неуклюжие руки…»
— Совсем инстинкт самосохранения вырубился — наезжать на мою команду? — Ханамия ненароком наступил Киеши на ногу. Тот перестал улыбаться. Киеши Теппей без улыбки оказался неожиданно страшен — по его лицу ничего невозможно было понять.
— Я прекрасно знаю, что я видел, — мягко сказал Киеши. — Не думал, что вы практикуете такое подбадривание. Я приятно поражен.
Ханамию перекосило — слишком многое свалилось на него за последние полчаса.
— Хотел бы я поразить тебя менее приятно, — он каждое слово выговаривал с усилием, будто плевался.
— Я готов, пошли, — в голосе Киеши светилась улыбка. Это была открытая провокация. Воздух в раздевалке потяжелел, стало трудно дышать.
Ханамия молча протянул руку, Сето вложил в нее сумку. Киеши выпрямился, моргнул и с облегчением улыбнулся. Напряжение ослабло, но до конца не исчезло. Ханамия выглядел точно так же, как во время планирования мести для Хары. Они вышли из раздевалки шаг в шаг, два человека, притяжение между которыми казалось настолько осязаемым, что его можно было ощутить, даже если они не были рядом. У Киеши странно подрагивали пальцы — так, словно он хотел взять Ханамию за руку, но то и дело напоминал себе, что нельзя.

[Гость]

часть2

— Вот и посмотрит, какого цвета обои в комнате Ханамии, — сказал в тишине Хара.
Ямазаки, отмерев, выдал ему увесистый подзатыльник.
— Ай! За что?
Это Ханамия мог сидеть и обдумывать план мести, Ямазаки выглядел так, словно убьет Хару здесь и сейчас, не откладывая дело в долгий ящик. За эту решительность, среди прочего, Ханамия его и ценил.
— Что это было? — уточнил Сето, потягиваясь. Его очень редко что могло вывести из равновесия. Разве что недостаток сна.
— Это была драма, — Хара выплюнул белесый комок жвачки и попал точно в мусорную корзину у выхода.
— Ты вроде что-то ему дал, — Сето повернулся к Фурухаши. — Повтори-ка, что именно и где такое взять?
— В библиотеке, — Фурухаши снова уткнулся в книгу. — Называется «Ромео и Джульетта».
Ямазаки посмотрел на Хару как на пришельца. Тот посглядел на него в ответ:
— А что? Разве вам не надоело, что капитан ходит как одержимый колдун? Ну, из тех, у которых головы по ночам отпочковываются от тел, ползают по округе и жрут, что в рот попадется. Меня задолбало. Я не мальчик для битья. Я наоборот.
— Как будто кто-то тебя бил, — хмыкнул Сето.
— Как будто нашему капитану это обязательно, — парировал Хара.
— Ты правда извинился перед Киеши? — Фурухаши не отрывал взгляда от страниц.
— Нет, конечно, — Хара развалился на скамейке, словно бы ненароком прижавшись к боку Ямазаки. Тот краснел и делал вид, что ничего не происходит.
— Я, скажем так… — Хара задумчиво высыпал в рот полную пачку жвачки, — хмм… намекнул на то, что в нашей раздевалке происходит много интересного.
— И при чем тут «Ромео и Джульетта»?
— Допустим, — из-за жвачки Хара говорил слегка невнятно, — в кои-то веки я тоже захотел побыть наблюдателем. Это же такая прелесть: любовная драма, в которой встретились двое и оба — Ромео. Один одновременно и монах Лоренцо, потому что добрый и правильный, а в другом — чума обоих враждующих домов плюс склад ревизита со всеми шпагами, кинжалами и ядом.
— А можно мне тоже? — нерешительно спросил Ямазаки.
— Тоже что?
— Ну, вот этого, — Ямазаки замялся под взглядами Сето и Фурухаши. — Книжку.
— Вот сейчас, — помолчав, сказал Фурухаши, — мне почему-то стало тревожно за тебя, Ямазаки-кун.
— Я поделюсь, если захочешь, — Хара непринужденно взял Ямазаки за руку, переплел пальцы.
Сето зевнул и со вкусом развалился на скамейке — та жалобно скрипнула, Фурухаши шелестел книгой. Ямазаки задумчиво посмотрел на соединенные руки как на что-то незнакомое, качнул ими.
— Я в душ.
Хара держал его за руку до последнего и отпускал неохотно, а потом еще смотрел вслед. Ямазаки покраснел шеей и споткнулся на пороге душевой.
— Ты тоже, — Хара швырнул полотенцем в задремавшего было Сето.
— Я уже мылся, — недовольно пробурчал Сето, неохотно открывая глаза. — Я же мылся?
Фурухаши пожал плечами, не отрываясь от книги.
Сето задумчиво поскреб за ухом, взял полотенце и лениво повлачился в душевую.
— Ямазакииии, я мылся?
— Какого хрена? — рявкнул из клубов пара Ямазаки. — То буди тебя, то следи, помылся или нет. Я тебе нянька что ли?
— Ты мне будииииильничек.
— А ну свалил в туман нахуй!
— Я уже тууууут, — завыл Сето.
В душевой что-то грохнуло, Ямазаки матюгнулся, Сето хохотнул. Хара прислушивался с улыбкой, продолжая месить челюстями жвачку. Фурухаши смотрел на него, заложив страницу пальцем.
— Итак, давай поговорим. — Люди по привычке оценивали Фурухаши по глазам — матовым, тусклым — не замечая, насколько выразительное у него, в общем-то, лицо. Взгляд его молчал, лицо же смеялось и печалилось, становилось замкнутым или нежным. Теперь Фурухаши смотрел на Хару зыбким своим взглядом и, кажется, был раздражен: складки от внутренних уголков глаз сделались резче, рот жестко сомкнулся. — Давненько ты не нарывался, Хара-кун. Мне интересно, как ты думаешь, что капитан предпримет в ответ?
Фурухаши вкрадчиво провел указательным пальцем по молнии на сумке Ямазаки.
— Придумает — достаточно, но ничего не осуществит, — Хара перегнал жвачку из одного угла рта в другой. — Чем живут обычные люди? Будущим. Всегда есть о чем позаботиться, всегда дела. У нас, казалось бы, впереди столько увлекательной нервотрепки: последние игры в старшей школе, подготовка к экзаменам, выпуск. Но капитану все скучно. — Хара со свистом выдул пузырь и лопнул его. Фурухаши терпеливо слушал. Рот его сжимался все тесней. — Он успел все просчитать в нескольких вариантах, а забава в виде баскетбола теперь уплывает у него из рук. Этот матч мы выиграли, следующий продуем.
— Ты торопишься, — отрезал Фурухаши.
— Да брось, — Хара небрежно потянулся. — Шансы на победу, конечно, есть, но они ничтожны. Тебе ли не знать.
— Они есть, — Фурухаши теребил страницу. Хара устало сложил руки на коленях.
— Возможно были бы, решись капитан выйти на площадку, — Хара избегал называть Ханамию по имени, — но он уже все для себя решил, ты же знаешь. Он не пойдет. Но и матч такой, что второй состав не выставишь. Нас ждет унизительное, разгромное поражение. А наша команда не из тех, которым искренне говорят: «Спасибо за игру», даже если они проиграли.
В раздевалке повисла душная тишина. Из душевой слышалось довольное уханье Сето и бурчанье Ямазаки.
— Я все еще не понял, при чем тут сегодняшний демарш, — тихо продолжил Фурухаши после нескольких мгновений вязкого молчания.
— Какой же это демарш? — Хара подошел и встал напротив Фурухаши. — Это самая что ни на есть демонстрация лояльности.
— Как красиво и неубедительно ты лжешь, — Фурухаши приподнял бровь.
Хара поставил ногу на скамейку рядом с его бедром и наклонился к самому лицу:
— Допустим, — тихо сказал Хара, — капитан вложил слишком много усилий в команду, и ему хочется, чтобы она перешла в самые достойные руки. И, может быть, ему захотелось окончательно убедиться в том, что Сето-кун сможет стать капитаном. Таким, какой нужен команде Кирисаки Дайичи.
— Я ошибся, — Фурухаши скривил рот, — ты лжешь и неубедительно, и некрасиво. Капитан давным-давно проверил и перепроверил Сето. Я бы скорей предположил, что капитану надоел разброд в команде. Как минимум то, что Ямазаки ходит то растерянный, то мечтательный и шарахается от прикосновений.
— Именно на Сето-куне закончится эпоха капитана Ханамии, — гнул свое Хара, — это он в одиночку будет иметь дело со вторым составом, с новичками, с тренером, про которого уже ходят те еще слухи. Это он будет общаться с администрацией, и он возглавит баскетбольный клуб. Сето слишком умен. Он может захотеть пойти другой дорогой. А у капитана планы, ты же знаешь.
Фурухаши прикрыл ресницами свои страшные глаза, а рот — книжкой. Вид у него сделался горький и спокойный.
— Ерунда какая. Зачем ему идти другой дорогой? — Фурухаши мгновение помолчал, а потом поторопил Хару, — и что?
Один из душей замолчал, и Хара заспешил, дыханием опаляя Фурухаши щеку:
— Допустим, — торопливо шептал он, — капитан намекнул мне на то, что хорошо бы Сето-куну пройти дополнительный раунд испытаний. Ну ты знаешь, учись играя…
— Да уж, ты — мастер розыгрышей, — Фурухаши поцеловал словами страницу. — И вранья. Вранья — особенно.
Хара выдохнул ему в ухо смешок:
— К вопросу о лояльности и забавах. Если капитан заговорил о развлечениях и играх, мое дело, как преданного соратника, обеспечить ему желаемое. Пусть даже и такое, на которое капитан сам не смог бы решиться. Единственный способ сделать будущее занятным для него, даже захватывающим — неучтенный фактор, что-то, что ему трудно просчитать, — Хара облизнулся и перевел дух. — Киеши Теппей. В прошлый раз не сработало. В этот… Думаю, капитану станет не до Сето.
Фурухаши насмешливо улыбнулся книге:
— И особенно — не до вас с Ямазаки, да? Но вот это: в нашей раздевалке происходит много интересного… Ты так и сказал? Не думаю, что он купился бы на такое.
— Нет конечно, — Хара одним гибким движением скользнул на скамейку, Фурухаши благосклонно склонил ухо к его губам. — Я пошел купить газировки, а там он. Бродит по коридору туда-обратно. Посмотрит в сторону нашей раздевалки, и опять бродит… И прихрамывает. Понимаешь?
Фурухаши кивнул и обнажил зубы в хищной усмешке, отразившей точно такую же улыбку Хары.
— Вооот. А капитан, быть может, и не понял бы. Или не захотел бы понять. И все вышло бы как обычно. Не как в прошлый раз, на отборочных, а как всегда. Так что я завел с Киеши вежливую беседу…
— Опять вспоминал о пудинге вместо мозгов?
— Может быть. Где-нибудь в середине пятой реплики. А в десятой я намекнул ему на то, что очень хорошо знаю цвет обоев в комнате Ханамии.
— И на такое, думаю, он бы тоже не повелся.
— Я очень хорошо намекнул, — Хара языком прижал жвачку к щеке изнутри. Выглядело это крайне пошло. — Хотя Киеши и в самом деле не повелся, — с удовольствием закончил он.
— Но все-таки пришел, — Фурухаши похлопывал книжкой по губам.
— Все-таки пришел, — подтвердил Хара. — Правда, с таким опозданием, что я уже начал волноваться. Зато теперь будущее станет для Ханамии куда интересней. Я думаю даже, оно займет его целиком и полностью.
— Зачем ты говоришь все это мне? — напрямик спросил Фурухаши.
— Ну, я просто подумал, что ты захочешь быть в курсе событий. На всякий случай, — Хара постукивал кроссовком по скамейке, не глядя на Фурухаши. — Мало ли что. Вдруг капитан вспомнит, что у нас в команде очень умный не только Сето. И не только я люблю розыгрыши.

[Гость]

часть 3

Сето как будто услышал их: встал на пороге душевой — мокрый, лохматый, в одном полотенце вокруг бедер — зевнул и побрел к шкафчику. Хлопнул дверцей, непринужденно стащил полотенце и принялся, фыркая, вытирать голову. Фурухаши смотрел на него, отняв книжку от губ и задумчиво рисуя на странице круги.
— Мало ли что, — ровно повторил он за Харой. — Я смотрю, ты многому научился у классика английской драмы.
— Как задушевно ты назвал капитана, — хмыкнул Хара.
— Наболтались? — Сето скосил на них неожиданно тяжелый, острый взгляд.
— Шекспир — крайне душевная тема, — мягко отозвался Фурухаши.
— Ага, — Сето одевался, — что, Хара, наверное, хочешь задержаться, чтобы обсудить Шекспира с Ямазаки?
— Не отказался бы.
Сето затянул шнурки, выпрямился и бросил ему ключи.
— Самое главное, не забывай: менеджер тоже человек.
— Ну что ты, Сето-кун, я его уже должным образом запугал.
Будь они ровесниками, Сето, наверное, потрепал бы его по плечу. Так он просто ухмыльнулся и кивком указал Фурухаши на дверь.
— Я оценил твой упреждающий удар, — Фурухаши наклонился к Харе так, чтобы Сето его не услышал. — Спасибо за разговор.
— Береги Ямазаки-куна, — вмешался вдруг Сето. — Времена пошли какие-то мутные, неспокойные.
Фурухаши молча смотрел на него, согнав с лица эмоции. Хара посмотрел на него, на Сето и сказал, помявшись:
— Разве что ты мне поможешь… Если вдруг что.
— Помогу, — ответил Сето. — Мы же команда. Наше кредо — взаимопомощь и взаимовыручка.
Хара настороженно усмехнулся. Сето ответил ему честной, добродушной улыбкой.
— Если что, у меня ведь вряд ли получится уберечь Ямазаки-куна в одиночку? — попробовал уточнить Хара.
— Ну, кое-что ты определенно можешь, — Фурухаши убрал книгу в сумку и звонко вжикнул молнией. При определенном освещении, с полуприкрытыми глазами, Фурухаши с его правильными чертами лицами и аккуратной стрижкой напоминал ученика католической школы — выхолощенное духовное создание, связанное с земными тревогами лишь еженедельной исповедью.
— Ямазаки-кун слишком невинный, — сказал Фурухаши в этой своей ипостаси без пяти минут святого, — разврати его.
Хара подавился жвачкой и закашлялся. Фурухаши довольно улыбнулся и отбыл вместе с Сето, плавно закрыв за собой дверь. В раздевалке остался только приглушенный звук воды, льющейся в душевой, и спокойная тишина, какая сгущается над спорт-площадками по ночам, в отсутствие игроков и болельщиков. Хара запер дверь и принялся раздеваться.
Ямазаки в душевой стоял, упершись лбом в стену.
— Ну хватит, — Хара выключил душ. — Еще чуть-чуть и ты весь сморщишься, как чернослив.
— Что там было с Киеши? — глухо спросил Ямазаки.
Хара вздохнул. Дался всем этот Киеши. Хотя…
— Поцапались. Я поцапался. Ничего такого. А остальное — ну… условно говоря, шутка в стиле капитана. Только у меня не вышло подгадать с моментом «купились, идиоты?»
Хара замолчал. Нерешительно протянул руку, провел указательным пальцем по спине Ямазаки от шеи до самого копчика, мягко обводя по кругу каждый по звонок. Ямазаки вздрогнул — под кожей рельефней выступили лопатки — но не отстранился.
— Представь, — Хара осторожно пододвинулся, — что было бы, если бы Киеши ни с того ни с сего нагрянул бы к нам в раздевалку?
— Он не нагрянул бы, — щека Ямазаки, та, которую видел Хара, загорелась, когда он словно бы ненароком поцеловал Ямазаки в плечо.
— И это было бы совсем плохо. Нет?
Хара сделал еще один маленький шажок и медленно приник к Ямазаки всем телом. Там, где их кожа соприкасалась, Ямазаки каменел и напрягался. Вся спина его стала жесткой и неподвижной. Плечи сгорбились.
— Ты же видел: капитан последнее время ходил… — Хара задумчиво лизнул Ямазаки в загривок и закончил, — мечтательный.
— Ага. Мечтательный. Интересно, а землетрясение в десять баллов ты как назовешь? Пустячок?
Румянец Ямазаки перешел на шею. По плечам разбежались мурашки.
— В прошлый раз, — Хара говорил своим обычным голосом, отвлекая Ямазаки, потихоньку гладил ему бок и крался рукой к животу, — капитан сидел в тренерской, в этот раз Киеши пришел бы, а тут мы всей командой. Можешь представить, что сказал бы капитан?
— Фас? — Ямазаки тяжело задышал. В душевой было влажно, парило, намокшие его волосы стали цвета красного дерева.
— Не думаю, что капитану понадобилась бы наша помощь. Хватило бы нашего присутствия, поддержки.
— Его собственных шпаг и ядов? — спросил Ямазаки, откинув голову ему на плечо.
— Ты запомнил, — Хара больше обрадовался тому, что Ямазаки наконец расслабился.
— Мы не слишком долго? — щека Ямазаки, прижавшаяся к шее Хары, казалась раскаленной.
— Все ушли, — Хара положил руку ему на шею, чувствуя, как под большим пальцем часто бьется пульс.
— Ну что ты со мной нежничаешь, мать твою? — с досадой спросил Ямазаки.
— Хочу и нежничаю, — Хара совсем не нежно притиснул его к стене, выдохнул — у него и самого начались проблемы с дыханием, и, наконец, как следует распустил руки. Он трогал что хотел и где хотел, жадно и беспорядочно. Ямазаки тяжело дышал под его руками. На каждом вдохе ясно прорисовывался рисунок ребер, позвонки. Хара, дурея, упивался этим зрелищем. Ямазаки расслабился, подставился под ласки. Харе начало казаться, что вокруг стало слишком душно.
— Фурухаши, — сказал он, задыхаясь, просто чтобы услышать звук своего голоса, разбить густую, влажную тишину, прореженную редким стуком капель из душей и тяжелым дыханием.
— Фурухаши, — повторил он, цепляясь за имя, внезапно опустевшее, точно кокон, который покинула бабочка, — сказал, что ты слишком невинный. Я должен тебя развратить.
— Что бля? — Ямазаки резко повернулся. — Кто тут невинный?
— Ну и не только невинный, — Хара чмокнул его в уголок глаза. Ямазаки недовольно сморщился. Щеки у него были алые, шея тоже. Даже соски покраснели. — Любой из команды воспользовался бы моим обещанием постричься. А ты не стал.
— Это не из-за этой фигни, — Ямазаки говорил твердо, Хара понял, что замечание Фурухаши его странным образом задело. Ямазаки вдруг ощерился издевательски и неприятно, как усмехался противникам во время матча, — а потому что мое.
Ямазаки повернул на мгновение ручку, душ окатил их, и Хара зафыркал оттого, что вода затекла ему в рот. Ямазаки отвел намокшие волосы у него со лба.
— Мое, — сказал он, хищно раздувая ноздри, и поцеловал Хару, неуклюже и страстно. У него были горячие щеки, горячий лоб, и язык у него тоже был горячий. Целоваться он все еще не умел. И смущенно отвел глаза, вырвавшись из поцелуя.
— Ну вот, — поддразнил его Хара, — а говоришь не невинный.
— Так и есть, — Ямазаки насупился.
Хара медленно и развратно потерся о него бедрами и прикрыл глаза от удовольствия: у них обоих стояло.
— Давай проверим, — шепнул Хара. Обвел языком ушную раковину Ямазаки. — Минет?
Ямазаки так резко откинул голову, что стукнулся бы затылком о стену, если бы Хара не подставил руку. Лицо у него было шокированное, почти испуганное.
— Вот видишь, — с удовольствием протянул Хара и улыбнулся.
Шок на лице Ямазаки уступил место новому странному выражению: почти мучительному, словно бы умоляющему. Казалось, Ямазаки больно.
— Ты такой красивый, — сказал он искренне и беспомощно, провел по щеке, взял лицо Хары и в ладони и стал ласкать его так же беспорядочно и жадно, как до того Хара гладил его спину. Хара твердо отвел его руки от лица, утешающее поцеловал и прошептал:
— Не стоит. Иначе все закончится слишком быстро.
Ямазаки прикрыл глаза и медленно выдохнул, лицо его отвердело. Когда он снова посмотрел на Хару, взгляд его был почти издевательским.
— Минет? — насмешливо спросил он, вцепился Харе в челку и настойчиво потянул вниз. — Пусть будет минет.
Хара готов был почти ко всему и не собирался сопротивляться. Как, впрочем, и торопиться. Он поцеловал Ямазаки ключицы, щекотно и медленно обвел языком соски, не обращая внимания на то, что жесткая рука давит все тяжелей и злее. Хватка ослабла лишь тогда, когда Хара опустился на колени. Ямазаки голодно смотрел на него, приоткрыв смягчившийся, заалевший рот.
— Я ничего не умею, — радостно признался Хара, чмокнув головку члена, покачивающегося у него перед лицом, — так что тебе, на самом деле, скорей всего придется просто выебать меня в рот. Только давай осторожней.
Ямазаки задохнулся так, словно Хара ударил его в живот, выпустил челку Хары, сжал член в кулаке и прикрыл глаза.
— Я едва не спустил, — признался он спустя долгую минуту.
— Ничего, — Хара поцеловал Ямазаки в пупок и погладил по бедру. — Зато мне как раз хватило времени.
Вопрос «на что?» превратился в длинный всхлипывающий выдох, когда Хара медленно облизнул его член снизу-вверх и, одновременно, вставил два смазанных пальца в задницу. О да, Хара был готов ко всему.
Ямазаки рвано вдохнул, над резко втянувшимся животом обозначились дуги ребер. Хара не слишком уверенно взял член в рот и, одновременно, осторожно двинул пальцами. Ямазаки дрожащими пальцами провел по его щеке.
— Не думал, что скажу это, — голос у него был глухой и прерывистый, — хорошо, что ты ну… не в первый раз…
Ямазаки смущенно замолчал. Хара аккуратно выпустил член изо рта:
— Засунул пальцы тебе в задницу?
Ямазаки зажмурился от стыда и закрыл лицо ладонью.
«И впрямь хорошо, что не в первый», — подумал Хара и пожалел, что до этого потворствовал избирательному смущению Ямазаки: тот скорей смирился с пальцами в заднице, а минета почему-то избегал. А оказалось — его достаточно было спровоцировать. Хара вдумчиво облизал член и медленно погладил Ямазаки изнутри. Тот крупно вздрогнул и застонал в ладонь так сладко, что у Хары перехватило дыхание. Он и сам раскраснелся и вспотел. Хара уткнулся лицом Ямазаки в живот. Тот хаотично вздрагивал у него под щекой. Хара мягко прикусил кожу под пупком и легонько потянул, добавляя третий палец.

[Гость]

часть 4

Пол в душевой был выстлан ребристой нескользкой плиткой, неудобной и жесткой, и колени у Хары затекли. Это было хорошо, потому что отвлекало: Ямазаки беспомощно смотрел на него сверху вниз и постанывал. На животе у него крупными каплями выступил пот. Хара был такой же потный. Ему казалось, он чувствует, как бьется пульс во всем его теле. Он коротко облизывал член Ямазаки, не рискуя брать его в рот.
— Ну сколько можно? — хрипло спросил Ямазаки. — Когда ты меня уже выебешь?
Хара зажмурился, уткнулся ему в бедро и медленно убрал пальцы, напоследок грубо сжав в ладони по очереди каждую ягодицу. Украдкой прижал собственный член к животу. Надо было что-то сказать.
— Послезавтра игра, — выдохнул Хара наконец. — Может так?
Он снова облизнулся.
— Ну нет, — голос у Ямазаки стал низкий, почти каркающий, пальцы оказались твердые, как гвозди, зато движения вышли очень, очень нежные. Он невесомо огладил лоб Хары прикосновением ласковым и жгучим — таким оно было горячим. Харе было жарко, но он все равно потянулся за лаской. Ямазаки схватил его за плечо и грубо поднял.
Они стояли так несколько мгновений, цепляясь друг за друга и покачиваясь — у обоих затекли ноги — потом Хара, не вытерпев, прижал Ямазаки к кафельной стене, отрезвляюще холодной, в каплях конденсата, и какое-то мутное, вязкое время, одновременно и бесконечно короткое, и невыносимо долгое, целовал его, задыхаясь, и беспорядочно трогал. Ямазаки невнятно ругался, они неловко сталкивались локтями и коленями, не совпадали в движениях и всячески мешали друг другу.
— Пошли, — наконец буркнул Ямазаки и поволок опьяненного, несколько дезориентированного Хару в раздевалку. Там было куда холодней, и звукоизоляция — гораздо хуже. Ямазаки постелил на пол полотенце и встал на него коленями, опершись локтями на скамейку. Хара застыл, вцепившись в косяк. У Ямазаки спина опять стала будто каменная, все мышцы напряглись, остро выступили позвонки. Лицо он спрятал в сложенных руках. Хара стоял и пыхтел, и казалось ему, что каждое следующее мгновение ненастоящее, словно время зажевало в древнем вселенском магнитофоне, как устаревшую антикварную пленку.
— Ну? — глухо спросил Ямазаки, переступил коленями и медленно прогнулся в спине. Движение это показалось Харе масштабным и неотвратимым, как падение гигантской волны на берег. Одним из обыденных, внутренних секретов команды Кирисаки Дайичи стало приучение Хары к жвачке. Без жвачки Хара напоминал торнадо, водоворот: он не мог спокойно усидеть на месте, он щелкал пальцами, стучал кроссовком по ножке стола и, одновременно, карандашом по тетради. От соседства с ним у любого начиналась морская болезнь и развивались мигрени. Жвачка удивительным образом решила эту проблему почти полностью. Хара жевал, лопал пузыри, в остальном оставаясь спокойным, как слон. Влюбленность в Ямазаки спровоцировала рецидив его нервического копошения. Выглядело это теперь так: когда бы Хара ни оказался рядом с Ямазаки, он начинал его трогать, касаться словно бы невзначай, рассыпчато и часто. В зависимости от количества ничего не подозревающих наблюдателей, прикосновения варьировались от невинного, якобы случайного столкновения ладоней до бесстыдного облапывания всего, до чего Харе удавалось дотянуться, пока Ямазаки не переходил от придушенных матюгов к решительным противодействиям. В отличие от Хары Ямазаки не обладал врожденным отсутствием стыда. У него не получалось спокойно вынести блудливое поглаживание сосков под футболкой во время выезда в тренировочный центр в автобусе, набитом старшеклассниками. Хара в таких случаях сидел, отвернувшись к окну, а рука его словно бы жила собственной жизнью. У Ямазаки от злости, стыдного возбуждения и страха перехватывало дыхание, однако он не смел двинуться под внимательным, изучающим взглядом Фурухаши — тот всегда садился рядом, через проход. Ханамия практиковал крайне удачный метод командного наблюдения друг за другом. Таким образом, они всегда оказывались рядом: вечно дрыхнущий Сето, Фурухаши, Ямазаки и Хара с его прикосновениями. Ямазаки молча и больно пихал его локтем в бок, вытаскивал его руку из-под футболки, стараясь сделать это незаметно, и все их путешествие превращалось в практически беззвучную, ужасную кошачью драку. Они выбирались из автобуса яростные, злые и после тренировки ходили в обоюдно наставленных синяках. Ханамия всегда умел использовать негативную энергию для достижения успеха. После тренировки они заваливались в душевую.
— Ямазаки, — вкрадчиво шептал Хара, голосом отравленным и сладким, как многолетнее вино из вишни, из которой забыли удалить косточки. И воровато, одним пальцем гладил его по шее. Усталый Ямазаки не находил в себе сил наглядно объяснить жадному придурку, что во всем нужна мера. И все начиналось заново.
— Ямазаки, — задыхаясь, пробормотал Хара. Не сам голос, но его интонация была такая, что у Ямазаки неожиданно потяжелело в солнечном сплетении и волоски на руках встали дыбом.
— Ямазааааки, — ласково повторил Хара.
В следующее мгновение на Ямазаки обрушился ливень прикосновений: дробных, частых, скользящих. У Хары как будто оказалось сто рук, тысяча пальцев, сухие жаркие губы. Ямазаки накрыло, раздавило и погребло. Ему казалось, он давно уже должен был бы кончить, но все не мог, напряжение в нем мутно клубилось, отравляя кровь. Всего было слишком много. Слишком мало. На изнанке век плясало видение лица Хары — свежего, ясно вылепленного, с разновеликими прозрачными глазами. Хара приучил его к себе до такой степени, что Ямазаки начал принимать его поползновения как должное: его руки под курткой, его колено, потирающееся о бедро, его вороватые поцелуи в затылок. Теперь Хара трогал его так, словно намеревался залезть ему под кожу, навсегда оставить в нем отпечаток.
— Ну давай, — пробормотал Ямазаки, задыхаясь, не в силах выдержать такого напора, — давай ужееее…
Хара проник в него настойчиво, тягуче и болезненно. Ямазаки на мгновение перестал дышать и прикрыл глаза.
— Неприятно? — тихо спросил Хара, не переставая его трогать. Отвлекающие его прикосновения стали облегчением.
— Да, да, — прошептал Ямазаки, не открывая глаз. — Нехорошо…
— Прости, — Хара рвано двинулся в нем, Ямазаки зашипел, выгибая спину. Хара взял его за подбородок, повернул лицом к себе и принялся целовать так, как никогда прежде: непристойно, с щедро открытым ртом, постанывая, облизывая язык и губы. Он сдвинул ладонь на горло Ямазаки и с силой провел большим пальцем по кадыку, когда Ямазаки сглотнул.
— Извини, — просил Хара, — извини.
Он притиснул к себе Ямазаки, прижал за горло, обнял за живот. Они трахались в неровном, захлебывающемся ритме, Ямазаки одной рукой упирался в скамейку, а другой пытался удержаться за бедро Хары, напряженное, дрожащее. Пальцы впустую скользили по потной коже. Хара словно бы в полубреду спрашивал про боль и бормотал извинения. Ямазаки же выбрел на тонкую, острую грань между невыносимым напряжением, удовольствием и болью и теперь балансировал на ней, покачиваясь, в вихре опаляющих, смазанных поцелуев, прикосновений и пронизывающего шепота.
Хара вдруг перевернул его, для Ямазаки это все выглядело очень странно: как будто не он повернулся, а комната повернулась вокруг него, и он вдруг оказался лежащим на полу, в ворохе полотенец. Хара навис над ним, влажная челка оплела его лоб затейливой паутиной, глаза потемнели.
— Ямазаки, — снова сказал он и облизнул губы. Плечи его блестели от пота. Он бесстыже развел Ямазаки колени, скрестил его ноги у себя на талии и, подхватив его под поясницу, медленно натянул на себя. Ямазаки сначала замер, а подом забился под ним: слишком чувствительным вышло движение, слишком тугим.
— Давай, посмотри на меня, — вкрадчиво прошептал Хара, продолжая двигаться — слишком тяжело, слишком сильно.
До того Ямазаки смотрел на его руку рядом со своей головой. Ему нельзя, нельзя было смотреть на Хару, потому он повернул голову и посмотрел. В этот же миг Хара двинулся в нем и мягко и влажно пропустил его член в кольцо сомкнутых пальцев.
— Ублюдок, — простонал Ямазаки, разбитый его прикосновениями, насаженный на член и лезвие взгляда. Оргазм его был похож на агонию, удовольствие опутало его и сжало.
— Ямазаки, — Хара двинулся на нем, в нем, и тоже кончил.
Ямазаки лежал на спине и пялился в потолок, ему казалось, что он как будто оглох всем телом. В ушах звенела тишина. Единственной реальностью, которую он оказался способен осознать — был Хара, его потная голова на плече и расфокусированный яркий взгляд.

[Гость]

часть 5

— Ямазаки? — спросил Хара. Его слова были как молния и гром: сначала Ямазаки увидел движение его губ и только спустя какое-то время услышал звук, но будто бы не распознал его. У него был матч. У него был первый секс. У него внезапно случилась любовь. Ямазаки устал. Он прикрыл глаза и тут же выпал в обволакивающую прелесть дремы. Как сквозь вату он чувствовал и слышал, как Хара его гладит, соблазненный вседозволенностью, и просит одеться и сам начинает помогать. Ямазаки сонно, замедленно подчинялся. Харе пришлось самому застегивать ему куртку. Он с тревогой пощупал Ямазаки лоб — у того так и не прошел румянец, из-за чего казалось, будто его лихорадит. Харе показалось, что лоб горячей, чем нужно. Он скомкал полотенца, сложил их в корзину, забрал сумки и, мягко уговаривая, поднял Ямазаки со скамейки. Харе пришлось закинуть его руку себе на плечи. Ямазаки уложил голову ему на плечо. Если бы они шли по спорткомплексу, просто обнявшись, люди бы шарахались от них. А вот два баскетболиста, одному из которых поплохело в душевой, вполне вписывались у большинства в картину мира.
Хара довел Ямазаки до холла и осторожно устроился с ним на скамейке, не убирая его руку с плеча для пущей маскировки. Ямазаки поморщился и сел боком. Все уже разошлись, работник комплекса подпорхнула к ним с вопросом, не помочь ли чем, но Хара успокоил ее, объяснив, что их скоро заберут, а потом позвонил отцу. Он в этот день работал и не мог прийти на матч, Хара в качестве реванша взял с него обещание, что он заедет за ними.
«За мной и моим другом», — сказал Хара, и отец согласился. Сначала Ямазаки не понравился семье Хары. Но Хара был терпелив, а Ямазаки оставался собой: он краснел, смущался, иногда не мог удержаться от ругательств и расцветал в ответ на любую, самую незамысловатую похвалу. На площадке он так же искренне издевался над соперниками и, порой, слегка калечил их, если этого требовали обстановка, Ханамия или зов души. Семья Хары не знала об этом, так что со временем Ямазаки прочно занял почетное место «Друга Хары».
— Послушай, — напоследок сказал Харе отец, — мы с мамой хотим уехать на выходные. Может быть Ямазаки-кун согласится у нас погостить?
Хара усмехнулся. Его старший брат жил в общежитии при институте, младший, горя жаждой самостоятельности, выбрал специализированную школу в другой префектуре. Таким образом, Хара на выходной оставался один. В прошлый раз родители вернулись и застали дома филиал ночного клуба. В этот раз они решили предложить компромисс: единственное развлечение в виде Ямазаки. Ямазаки у него дома. На весь день. На две ночи. Хара лениво согласился, хотя телефон подрагивал у него в руке.
— Эй, Ямазаки, — прошептал он, — хочешь ко мне в гости?
Предложение под невинностью формы таило несколько слоев непристойных намеков.
— Телефон дай, — сонно попросил Ямазаки.
Хара на память набрал номер его матери.
— Маам, — протянул Ямазаки. — Выиграли, ага. Я на выходной останусь у Хары?.. Да, мам. Нет, мам. Уже, мам. Ну маааам… Да все со мной в порядке. Нет. Да. Пусть засунет себе в задницу. Прости, случайно вырвалось. Больше не буду. Да точно в порядке. Хорошо. Мам, это называется «бойфренд». Ага, ну все.
Ямазаки, не открывая глаз выключил телефон и снова устроил голову на плече Хары.
— Бойфренд? — Харе показалось, что челка у него встала дыбом. — Они знают?
— Ну, видишь ли, — Ямазаки зевнул ему в шею. — Ты же помнишь, как впервые цапнул меня за задницу, и я отоварил тебя синяком?
Хара помнил, и еще как.
— Я ходил сам не свой, — освещение в холле пригасили, в рассеянном свете лицо Ямазаки казалось уязвимым, линия его рта смягчилась, разгладились брови. Высохшие волосы топорщились на макушке рыжими прядками. — Мама заметила, стала приставать…
Ямазаки сонно засопел, и Харе пришлось его тормошить.
— Я и рассказал, — неохотно продолжил Ямазаки, — отец орал, что мама воспитала педераста, мама возражала, брат спросил про анальный секс, и я сказал, что как что узнаю, поделюсь. В общем, все кричали, всем было плохо. Мне сразу так полегчало…
— А теперь? — шепотом спросил Хара.
— Да все норм. Все смирились, — пробормотал Ямазаки. — Не переживай, если пригласят на ужин, я откажусь от твоего имени.
— Ну зачем же, Хиро-чан, — пропел Хара.
Ямазаки дернулся и недовольно приоткрыл глаз:
— Как ты меня назвал?
— Хиро-чаннн, — с удовольствием повторил Хара, прекрасно зная, что Ямазаки сейчас не в том состоянии, чтобы активно сопротивляться чему бы то ни было.
— Вот блядь, — тоскливо сказал Ямазаки и обреченно зажмурился.
У Хары всегда был слишком длинный язык и очень своеобразное чувство юмора.
— Все будет хорошо, — утешил его Хара.
Все и впрямь складывалось наилучшим образом: Ханамия пристроен, Фурухаши предупрежден, Сето вроде бы на их стороне, семья Ямазаки в курсе, за семьей Хары не заржавеет. Хара представил себе будущее, полное сюрпризов, неожиданностей и Ямазаки.
— Все будет просто отлично, о Ямазаки сердца моего, — радостно проворковал Хара.
Ямазаки, проснувшись, но все еще не в состоянии ничего толком ни сказать, ни сделать, давился раздраженным рычанием. Он почему-то не верил Харе. Хара думал, что напрасно.
Не зря же капитан ценил их: за жестокость и отсутствие совести, решительность и изворотливость. За то, кем они были и кем стали. Хара был уверен, что они с Ямазаки идеально подходят друг другу. А все остальное приложится.

[Гость]

все, киридай победил шутоку.
если изнасилование мидоримы ханамией не распишут на 6к

[Гость]

ебите своим ханамией своих киешей! руки прочь от шин-чана

[Гость]

ебите своим ханамией своих киешей! руки прочь от шин-чана

такао, в том фике ты умер, смирись

[Гость]

ебите своим ханамией своих киешей! руки прочь от шин-чана

это не наш! это хейтер какой-то!

киеханер и мидотакер по совместительству

[Гость]

уаааааааааааа
*отвалился от фика сытым*
вот объясните мне, с какого ляда я, истовый мидотакер и кагакуровец, так яростно подрочил на киридай? на эти их интриги, подъебы и прочую мишуру?
а ответ прост. ямазаки ну до невозможности милый вышел. прямо какой-то сын сакурая.
если бы кто написал такао таким как этот хара, я бы ему минет каждый день делал

[Гость]

Епта, шок-контент. А мне зашло

[Гость]

я правильно понял, что в мидохане кндр захватила японию?

[Гость]

автор с чего-то решил, что Сето - на год младше, так что ау по этому единственному условию, постканон, пвп, романс, временами бултыхание между юмором и стебом, киехана, ямахара, NC-17, 5824 слова

я не все поняла, но прониклась очень)спасибо, автор!
ну и отношения у них, интриги, страсти... и больше всего понравился тот момент, когда Ямазаки огорошил Хару, что его родные в курсе.) Это так забавно. Хара-то полон сомнений, в подвешенном состоянии по поводу их отношений, а Ямазаки уже все ясно.)) Клево.)

[Гость]

постканон, пвп, романс, временами бултыхание между юмором и стебом, киехана, ямахара, NC-17, 5824 слова

автор, я люблю тебя
вот уж додал так додал, этот текст зашел в разы сильнее всех прочих текстов этого феста.
от всей шипперской души спасибо тебе я точно еще не раз буду перечитывать
блин, столько всего хотел написать пока читал, но по дороге растерял, ибо мозг расплавлен

[Гость]

В общем, все кричали, всем было плохо. Мне сразу так полегчало…

я ору

[Гость]

Напишите курокагу, пожалуйста
Что за обделенный пейринг, не пейринг, а бедная сиротка

[Гость]

Переводы стрипов с японского

АоКисе

Аомине, Куроко

Очки, Имаеши и Тоо

[Гость]

Очки, Имаеши и Тоо

*анон привычною рукою подрочил на имасусы*

[Гость]

*анон привычною рукою подрочил на имасусы*

привычную в том плане, что найдешь даже в фиках по нотп?

[Гость]

привычную в том плане, что найдешь даже в фиках по нотп?

тьфунатебя привычную дрочить на 6cm

[Гость]

хотя... давеча находил, да! в сусяджах.

[Гость]

Коллажист, откликнись!

[Гость]

дрочить на 6cm

если вырвать из контекста, то становится очень -очень грустно

[Гость]

если вырвать из контекста, то становится очень -очень грустно

/заржал, аж подавился/

[Гость]

За Шуутоку, артик. Простите, что живу и рисую

Такао

[Гость]

За Шуутоку, артик. Простите, что живу и рисую

Такао