Курокоправда-100.3

[Замдежурного]

Волшебный баскетбол, радужные пидорасы и хуй.

Вот когда есть фандом у произведения – это ведь хорошо, да? Ну, фичочки там, арты на бумажках в клеточку, есть что почитать, с кем пообсуждать… Но порой это зарождение фандома начинается с такого ёбаного пиздеца, что на это всё даже времени не хватает, потому что руки приходится постоянно держать у лица в позе двойного фэйспалма. Вижу всё это бурление говнокреатива, и чувствую, что даже любовь к канону постепенно ослабевает, потому что этот говнофикбук с его выкидышами повсюду.
Руфандом Kuroko no Basuke, а особенно его фикбук-представители, да чтоб у вас руки отсохли, комп сломался, и физрук в жопу выебал. Хватит плодить этот кошмар!
А вы понимаете мою боль, аноны?

Тексты из дежурки (архив) | Kuroko no Big Bang | Рисовалка

Информер

Обзоры | Куроко в Обзорах Споконов
Анонимный баскетбол | KnB ID
Креатив из дежурки (архив)
Шипперские сердца
Фесты:
Куроко-но-Фест (идет)
KnB - кинк (идет)
Анонимная Репка ака Паровозик (идет)
KnB на Фест-недельке (идет)
KnB - однострочники (идет)
Куроко-фест (идет)
Куроко на спокон-фесте (идет)
KnB на ЗФБ (прошло)
OTP-wars (прошло)
OTP Wars 2.0 (прошло)
Битва Лаверы vs. Хейтеры (прошло)
АоКисе на Разминке 2014 (прошло)
Оtp-wars (прошло)
KnB на ЗФБ-2014 (прошло)
Сикрет Санта-2014 (прошло)
Сикрет Санта-2013 (прошло)
KnB на ФБ-2013 (прошло)
АоКага - кинк (замерло в 2013-ом)
KnB Fest (замерло в 2013-ом)
KnB - арт-фест (замерло в 2013-ом)
Kuroko no Mafia (замерло в 2013-ом)
Фан-сообщества:
Сообщество шипперов
Матчасть Куроко
Kuroko no Basuke
Аомине/Момои
Аомине/Кагами
Аомине/Кисе
Кайджо
Споконы (по тегу KnB)

Предыдущие темы:

1-99

1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86, 87, 88, 89, 90, 91, 92, 93, 94, 95, 96, 97, 98, 99, 100.1, 100.2.

Вопрос: ?

1. Всем удачи на ОТПВ!		98	(100%)
Всего:		98

@темы: курокоправда

Comments

[Гость]

пора выдумывать новый язык

[Гость]

от здесь аноны говорят что штампы, но там каждое слово же штамп! ну вот просто каждое!

что поделать, если сотни, тысячи раз люди пишут об одном и том же, о сексе то бишь, шатмпами рано или поздно становится все
пиши сюжетные фики

[Гость]

но аноны хотят порны!

[Гость]

ну вот вписывай порну в сюжетное так, чтобы и аноны сыты, и ты доволен)

[Гость]

анончики. примерно месяц назад я просил ключи на имкасу, не написал сразу же и был погребен под делами реала, простите. ключей была целая связка, надеюсь, их авторы все-таки увидят исполнение.

имкаса, исполнение ключей (последовательно): "дужка очков", "скользкий", "резиновые утки", "на спор с Ханамией Имаеши соблазняет Касамацу", "Касамацу докапывается до Имаеши", "Касамацу поет, Имаеши жаждет", "Касамацу похищают".
3116 слов. много бытового флаффа. за команду Кирисаки Даичи.

В понедельник Касамацу задерживается на работе.
В квартирке темно. Касамацу осторожно закрывает дверь и сразу переводит телефон на вибро-режим. В тишине он стоит на пороге и согревается после ночного дождя. И только потом стаскивает мокрую футболку.
Но, оказывается, Имаеши не спит — он сидит за компьютером. Холодный, бледный, усталый в свете экрана, весь заострившийся. Браузер пестрит открытыми вкладками, не меньше тридцати их там, и Касамацу успевает увидеть строчки расценок под клипартом с изображением пляжа. Но тут же отворачивается: он не любит совать нос в работу Имаеши даже случайно.
Касамацу собирается хлопнуть его по спине, чтобы перестал так сутулиться, но отвлекается на тусклый отблеск дужки над виском.
Дурацкое желание наверняка возникает оттого, что они несколько дней не занимались сексом. Поэтому вместо того чтобы слизать этот отблеск с дужки, провести по ней языком от стекла до места, где пластик становится теплым, нагретым от кожи, Касамацу прикасается к виску.
От легкого поглаживания Имаеши вздрагивает — чуть-чуть, но Касамацу все равно замечает — и выпрямляется. Он убирает руки с клавиатуры и прячет в обеих ладонях зевок.
Заснул сидя.
— Я дома, — недовольно говорит Касамацу.
— А почему шепотом? — так же тихо интересуется Имаеши. И снимает очки, чтобы протереть глаза.
Касамацу пожимает плечом, замечает, как срывается с его сырых волос капля на щеку Имаеши, и отправляется в душ. Его провожает шорох клавиатуры.
После с накинутым на голову полотенцем Касамацу идет на кухню, включает свет над плитой. Он ставит турку, достает «Badilatti»: дорогущий, вкусный кофе, подаренный на работе Имаеши. Стоит открыть пачку — голова кружится от аромата.
Касамацу аккуратно опускает на дно одну ложку, бросает немного перца. Наливает ледяной воды строго до горлышка, выставляет на плите тройку и остается следить, чтобы кофе не закипел.
Горячую кружку он несет Имаеши. Строчки в ворде возникают быстрее, чем Касамацу успевал бы их читать. Имаеши оборачивается и с удовольствием принюхивается.
— Зачем тебе кофе перед сном? — тянет он.
Касамацу ставит кружку перед ним и уходит спать.
Имаеши присоединяется где-то в три. Касамацу слышит, как стукаются друг о друга дужки сложенных очков, и отодвигается ближе к стене, чтобы Имаеши не задел его холодными ногами.
Но он, конечно, все равно прижимается, засранец.

Во вторник Касамацу готовит.
Потому что вторник для Имаеши — тяжелый день. Единственный, когда ему приходится вставать в шесть, а не в восемь, — а возвращается он как всегда поздно. Имаеши очень плохо переносит ранние подъемы. Поэтому Касамацу реабилитирует его кофе и вкусной едой.
— Угря, — говорит Имаеши вечером, разваливается на диване и оттягивает узел галстука. — Хочу угря, — и многозначительно замолкает.
Касамацу пожимает плечами. Угря так угря.
Имаеши расслабленно откидывается на спинку, но Касамацу все равно чувствует, как цепко тот за ним следит. Только все равно не понимает причину такого внимания, поэтому тут же выбрасывает это из головы.
Оказывается, что Имаеши уже все купил: пакет из ближайшего супермаркета стоит под дверью. Касамацу ставит на разогрев рис, а потом достает угря и моет его.
Имаеши подходит за спину и резко тычет в бока. Угорь выскальзывает из рук, прыгает по столешнице и шлепается на пол. Касамацу незло ругается, Имаеши ржет, и они вместе пытаются поймать несчастную рыбину. Потом Имаеши пытается задушить его угрем, он снова выскальзывает и падает Касамацу за шиворот.
Теперь ему бы разозлиться по-настоящему, но Касамацу ужасно смешно. Он сгибается пополам от хохота. Имаеши держит руки рядом с его задницей, надеясь поймать угря, но Касамацу чувствует, что он застрял под футболкой в районе поясницы, и это делает все еще хуже. Касамацу не может перестать смеяться, даже чтобы объяснить Имаеши, что происходит.
— Я же теперь буду рыбой вонять, — говорит он, вытирая полотенцем горящее лицо.
Имаеши шлепает его по подбородку, заставляя задрать голову, и широко лижет шею.
— Фу! — кривится он, и Касамацу со смехом бьет его полотенцем по бедру — потому что от удара по ягодицам Имаеши уворачивается.
В итоге Касамацу в наказание оставляет его чистить угря и идет в душ.
Больше Имаеши помогать не хочет никак, но угорь и специи пахнут вкусно, поэтому он вертится вокруг. Ужинают они в приподнятом настроении. Касамацу видит, что Имаеши здорово расслабился после долгого трудового дня, и его это радует.
— К слову, — задумчиво говорит Имаеши, покусывая палочки. — Какое сегодня число?
Касамацу дергает плечами: июльские дедлайны позади, и ему все равно. Но замечает, что Имаеши все еще вопросительно смотрит на него, и лезет за телефоном.
— Двадцать четвертое.
— О как, — вроде бы удивляется Имаеши.
Касамацу собирает тарелки. Еда его разморила, и ему хочется поскорее заснуть.

В среду Касамацу отдыхает.
У него плавающие выходные, — а у Имаеши они вообще отсутствуют. Зато он может хоть немного отоспаться по утрам. Касамацу же по привычке встает рано и набирает себе теплую ванну. Можно и понежиться.
Сначала он читает, а потом просто лежит с закрытыми глазами. За стеной начинает собираться Имаеши. Он заходит отлить, потом заглядывает просто так, потом — почистить зубы и умыться. Касамацу сползает ниже, так что колени торчат над водой, окунает кончик носа — и ощущает, как что-то тычется в щеку.
Утка, понимает он. Дурная серая утка чуть не выклевала ему глаз.
— Ужас, — он вертит игрушку в руках, а потом кладет ее обратно на воду и щелчком отправляет от себя. Утка печально переворачивается и проплывает между коленей.
Имаеши щурится поверх полотенца, а потом надевает очки. Манжеты его белой рубашки немного сырые.
— Не нравится?
— А должно?
Имаеши улыбается.
— Знаешь, где отвечают вопросом на вопрос?
— Не знаю. В Кансае? — Касамацу смотрит на утку. — Надеюсь, до этого она не плавала в ванной с расчлененным трупом.
— Я что, полицейский какой-нибудь! — ужасается Имаеши. — К тому же нельзя забирать домой вещдоки. — Он машет рукой и присаживается на бортик. — Это подарок. От дочки клиента. Смотри, какая она милая.
На утку на самом деле он даже не смотрит. Имаеши наклоняется к нему и целует. Касамацу тянется ближе, гладит его под языком, кладет мокрую ладонь на затылок. Имаеши ежится — наверное, капли текут за шиворот.
Колено сжимают пальцы. Касамацу хмыкает Имаеши в рот.
— Что? — тот усмехается. — Мне не на что опереться.
Касамацу хочет поцеловаться еще, но в коридоре звонит мобильный. Имаеши мажет его носом по виску.
— Ты очень красивый, когда… влажный, — говорит он. Потом замечает, что галстук при поцелуе побывал в воде и намок, и цокает.
Касамацу не вылезает из ванной, пока за ним не закрывается дверь.
С час он старой памяти играет в приставку. Потом думает приготовить что-нибудь интересное, но в итоге все равно идет за ингредиентами для карри. Наевшись, берет в руки гитару. После снова спускается до магазина, на этот раз за пивом. Возвращается, пьет и пробует петь.
Потом ему надоедает ждать. Он плюет на все и дрочит, представляя, как трахает Имаеши в ванной.

[Гость]

В четверг Касамацу вспоминает.
Вернее, сначала он слышит, как Имаеши разговаривает по телефону.
Вернее… Сегодня оказывается тот редкий день, когда они возвращаются домой почти в одно время. Касамацу поднимается по лестнице, слышит шум мотора и видит выезжающий из-за угла дешевенький хендай.
Машина у них одна на двоих, но Касамацу уступает ее Имаеши. Ему она нужнее, а Касамацу не обязательно выглядеть представительнее. Поэтому он зачастую спускается в метро.
Касамацу кладет локти на перила и рассматривает, как Имаеши скользит пальцами по рулю и встряхивает руку, проверяя часы. Он паркуется, глушит двигатель, но не спешит выходить. Касамацу надоедает ждать, он сует руку в карман и звенит ключами. Все равно вдвоем неудобно толкаться на пороге.
Когда он заходит домой, снаружи слышится писк включенной сигнализации.
Имаеши останавливается за дверью и не заходит. Касамацу не хочет подслушивать, но слышит его разговор, пока стаскивает кроссовки.
— Да, ужасно, — сокрушается Имаеши, понижая голос. — Очень! Вы меня понимаете. Очень хочется.
Касамацу не слишком вникает в смысл слов, но в очередной раз отмечает, как мастерски он играет интонациями.
— Мы ведь останемся вдвоем? — мягко смеется Имаеши.
Касамацу достает плеер и наушники — давний подарок Имаеши. Коллега посоветовал новое японское инди, а Касамацу не так уж часто слушает музыку не по работе.
Он ложится на диван, приветственно машет Имаеши и закидывает руки за голову.
Но Имаеши продолжает говорить. Не раздеваясь, он проносится мимо, тычет в настенный календарь.
— Двадцать шестое, — он обводит средним пальцем сегодняшнее число, ведет до воскресенья. — Двадцать шестое!
Касамацу делает звук громче, машинально гладит провод наушников.
Они были студентами. Имаеши начал наведываться в клуб, где Касамацу подрабатывал барменом и иногда выступал. Касамацу его не сразу даже узнал, поэтому поначалу проникся. Имаеши приходил поболтать, выпить, послушать хорошую музыку и пожаловаться, что ничего в ней не понимает. Через несколько месяцев они стали приятельствовать, через полгода впервые поцеловались на адреналине от успешного выступления, а через год Имаеши увел Касамацу у его парня.
Чуть раньше Имаеши подарил эти наушники ему на день рождения. Они исправно работали и не отказали до сих пор.
Трогательные воспоминания.
А вскоре после этого к ним приперся друг Имаеши, протянул ему деньги и поздравил с победой. Касамацу помнил, как Имаеши побледнел. Его друг улыбнулся и начал рассказывать, что это с самого начала был лишь спор. Он поставил деньги на то, что Имаеши не сможет соблазнить парня, и Имаеши согласился на пари.
И тогда Имаеши его ударил.
Потом они сидели на скамеечке в парке. Касамацу припоминал, что на его памяти это был первый раз, когда он вышел из себя, и тер ладони, согреваясь, а Имаеши сумрачно молчал.
«Ты идиот, — спокойно сказал Касамацу раньше, чем Имаеши нашел свои «это неправда» и «это только поначалу был всего лишь спор», — если думаешь, что я поверю ему, а не тебе».
Имаеши широко открыл глаза. И выглядел при этом почти несчастным.
А потом поцеловал его прямо в парке.
— О чем задумался? — слышит Касамацу в перерыве между двумя песнями, и тут же его вдавливает в диван тяжелым.
— Слезь. — Касамацу ставит плеер на паузу.
— Не-а, — Имаеши кладет острый подбородок ему на плечо и вжимается крепче. — Я устал и не могу шевелиться. Все. Спать.
Касамацу пытается пнуть его коленкой и обнимает поперек поясницы.

В пятницу Касамацу допытывается до Имаеши.
Потому что тот очевидно что-то замышляет последние несколько дней. Или с ним что-то случилось, — но это менее вероятно. Имаеши много пялится на Касамацу, пытаясь это скрыть, делает странные вещи, отмалчивается и старается отвлечь внимание, задавая один и тот же вопрос по десять раз. Похоже, он чего-то ждет. Касамацу это не нравится, поэтому на всякий случай сам он не ждет ничего хорошего.
В конце концов Касамацу решает действовать так же хитрозадо и тонко.
— Ты что-то замышляешь, — говорит он утром. Имаеши удивленно роняет телефон. К счастью, тот не разбивается.
— Ты очень плохо обо мне думаешь, — оскорбляется Имаеши. Касамацу ждет, пока он добавит логичное: «Конечно, замышляю», но Имаеши молчит.
Касамацу пожимает плечами.
Вечером он пытается подкупить его пиццей. Имаеши радуется, болтает с набитым ртом, но все равно не раскалывается. Конечно, он тот еще крепкий орешек, с гордостью думает Касамацу, выковыривая вплавленные в сыр оливки.
Перед сном Касамацу предлагает Имаеши сделку. Имаеши прислушивается с любопытством.
— Давай я сделаю тебе массаж, — говорит Касамацу.
—А я?
— А ты расскажешь, что задумал.
Имаеши грустно вздыхает и качает головой. Касамацу недолго думает — и делает массаж просто так.
Он приказывает раздеться догола и идет в ванную за кремом. Или молочком — той штукой, которую они используют для массажа, потому что масло обоим не нравится. Имаеши жалуется, что ему холодно, но с готовностью ерзает на животе и болтает ногами, пока Касамацу не садится ему на бедра.
Он широко гладит по лопаткам и ниже, для начала разогревая мышцы спины. Мнет плечи, перебирает кожу вдоль позвоночника, отчего Имаеши довольно выдыхает. Касамацу трет бока, спину, лопатки: Имаеши сдавленно стонет. Касамацу размазывает по рукам еще немного крема. Он уделяет внимание шее: аккуратно и осторожно гладит ее от позвонков до волос, легонько давит, обхватывает обеими руками. Потом он греет ладонями поясницу и сжимает ягодицы. Имаеши привстает на локтях и кладет лоб на предплечье. Касамацу еще мнет его задницу, хмыкает и спускается на бедра, а потом на икры, и наконец на ступни. Имаеши дергается от щекотки, когда Касамацу ведет подушечками пальцев вдоль свода стопы. Ноги у него холодные, и Касамацу греет и их тоже.
Потом он давит Имаеши на затылок, заставляя опуститься обратно, снова проходится по шее и массирует руки. Все, вплоть до ладоней. Трет запястья, гладит между пальцев и мнет каждый в отдельности. И опять возвращается к спине и ягодицам, давит на мышцы, прихватывает кожу.
Касамацу не прочь уделить ягодицам особенное внимание. Он легко похлопывает по ним, но вместо положенного ехидства слышит тихое сопение. Имаеши разморило, и он уснул.
Касамацу улыбается и выключает свет, а потом накрывает их обоих одеялом.

В субботу Касамацу успокаивается.
У Имаеши начинается отпуск, — и он, похоже, счастлив. Он много болтает, много смеется, соглашается выпить вместе. Позволяет себе расслабиться: лениться переодеваться, долго выбирает пиво в магазине, потом спонтанно решает принять душ и моется тоже долго.
Касамацу рад. Шипят открываемые банки. Имаеши переливает пиво в стакан: ему не нравится трогать губами и языком жестяную поверхность. Он слизывает с губ пену и просит Касамацу спеть.
Как звуковик Касамацу постоянно работает с музыкой, но из-за работы же сам ей почти не занимается. В последний раз для кого-то он пел давно. Поэтому сейчас легко соглашается.
Они сидят на полу, разговаривают, пока Касамацу подправляет звучание. Касамацу выбрасывает из головы все заговоры Имаеши и улыбается в ответ на его подначки. Гитара на бедрах будит сосредоточенность, вселяет уверенность. Как мяч под пальцами, как… Имаеши в руках. Касамацу знает, как с ними обращаться, и ему это нравится.
Имаеши быстро надоедает просто слушать. Он отставляет стакан и заставляет Касамацу вытянуть ноги, опускает затылок на голени и складывает руки на животе. И смотрит.
Когда Касамацу заканчивает третью песню, Имаеши подается ближе. Сначала разглядывает что-то в его лице, утыкаясь носом в нос, а потом наклоняется, не отрывая взгляда, и облизывает косточку на запястье. Ладонь по-прежнему лежит на струнах, и Касамацу случайно дергает верхнюю. Вибрирует низкий, приятный гул. Имаеши щурится и трогает языком выступающие вены.
Касамацу очень терпеливо откладывает в сторону гитару. Затем хватает Имаеши за ворот и тащит в спальню.
Имаеши давится номером статьи, которую можно было бы при желании ему навязать, и собственным смешком, когда Касамацу крепко обхватывает его шею, целует и лезет другой ладонью в брюки. Он сжимает ягодицу, оттягивает ее, неторопливо и сильно трет большим пальцем анус, чтобы Имаеши тихо выдохнул и открыл шире глаза — и понимает, почему в душе тот возился так долго.
Под пальцем влажно. Он легко погружается внутрь.
Имаеши скалится, и сердце жарко кровоточит в ответ, растекается по всему телу. За секунду у Касамацу в голове проносятся все позы, в которых сегодня он его возьмет. Сначала уткнет лицом в подушку, а руки будет держать над головой. Потом перевернет, заставит развести бедра, и начнет двигаться жестче и медленнее, лицом к лицу. А потом, когда оба кончат по разу, а у Имаеши сядет голос, трахнет его на боку, придерживая отведенную ногу и кусая загривок и плечи.
— Ты покраснел, — Имаеши лукаво вскидывает брови и крепко сжимает его пах. Ни шорты, ни трусы не мешают ощутить тепло его ладони. Они вообще будто не существуют. — Жа-арко? — выдыхает он на ухо.
Касамацу рычит в ответ на его перченый акцент. И кусает губы, надеясь добраться до острого языка. Имаеши с удовольствием позволяет это.
Еще он раздевает его, пока Касамацу раздевает Имаеши. Имаеши поворачивается к нему спиной, прикрываясь, вскрикивает: «Не смотри, не смотри!» — и ржет. Касамацу толкает его под поясницу, отчего Имаеши падает на кровать. Касамацу наваливается следом.
И прежде чем они начинают трахаться, Касамацу прижимает его к себе, обхватив поперек груди, и ненадолго замирает.

[Гость]

В воскресенье Касамацу похищают.
Он просыпается от жары, и Имаеши рядом нет. Зато на его подушке лежит надрывающийся телефон.
— О, — говорит довольный Имаеши. — У меня не заводится машина.
Касамацу хмурится, пытаясь проснуться, и выглядывает в окно. Сквозь слепящее солнце получается рассмотреть замерший на тридцати градусник. Касамацу решает спуститься в одних домашних шортах.
У темно-серого хендая никого нет, и самого хендая тоже нет. Касамацу хочет подняться за мобильником и сказать Имаеши, что он кретин. Но тут же падает как подрубленный. Солнце пропадает, появляется тряпичный ком во рту, плотная ткань поверх глаз и веревка поперек горла. Ему не дают упасть на асфальт, но вырваться тоже не дают.
Никакого киношного визга покрышек и лихого дрифта: водитель мягко паркуется, пока Касамацу связывают ноги и руки. Касамацу мычит, прикидывая, каков шанс, что кто-нибудь из соседей сейчас выглянет на улицу и решит вызвать полицию.
И каков шанс, что потому ему же придется забирать оттуда Имаеши.
Его запихивают на заднее сидение душного автомобиля. Хлопают двери.
Первые минут двадцать Касамацу пытается развязаться, вытолкнуть кляп, запомнить дорогу или хоть немного рассмотреть похитителя. Следующие минут десять он пытается устроиться поудобнее. Еще часа пол он спит. А просыпается оттого, что кондиционер охладил машину до мурашек на голых руках.
Вскоре они останавливаются. Водитель щелкает выключателем, укрывает Касамацу пледом, и они едут дальше.
Вытаскивают его часа через два. У Касамацу затекло все тело, и он падает на машину.
— Ну-ну, — успокаивает его акцент.
Касамацу ужасно сердит, но еще любопытнее узнать, что это Имаеши затеял.
Дует сильный ветер. Веревку на шее дергают, и она соскальзывает по груди. Ткань дергается вверх. Касамацу жмурится от ярчайшего солнца.
— Ты кретин, — сообщает он наконец.
Легкие распирает соленый свежий воздух. Волосы и расстегнутая рубашка Имаеши развеваются, он держит руки в карманах и улыбается… по-человечески.
За спиной у него — океан.
— Мы рядом с Камакурой, — поясняет он, чешет одной ногой другую и жалуется: — На больших пляжах невыносимо. У меня развивается человекофобия.
— Почему ты босиком? — спрашивает Касамацу. Имаеши фыркает и смеется.
— Боже, это первое, что ты решил спросить? Чтобы ты не чувствовал себя ущербно, знаешь ли.
Касамацу опускает взгляд: он стоит на асфальте голыми ступнями. И футболки у него тоже нет. И руки и ноги по-прежнему связаны.

[Гость]

за команду Кирисаки Даичи.

кирисааакиии!!! из патриотизма может даже зачту

[Гость]

от здесь аноны говорят что штампы, но там каждое слово же штамп!

ну анон, слова-то, ясное дело, одни и те же, просто не надо спускаться дорожкой поцелуев к истекающему смазкой члену. такую нцу можно не читая пролистывать - все равно у всех одинаковая

[Гость]

статистику бы о_О

[Гость]

пришел анон с морозца, пополз по фленте смотреть где еще кто собирается

[Гость]

статистику бы о_О

что, Шутоку, заволновались?

[Гость]

кажется, два ключа были мои
боже, какой невыносимо прекрасный уютный флафф
мимими флафф про сурового и хитрого

[Гость]

мулечку и юрочку додали!

[Гость]

ой! я только сейчас заметил, что последняя часть копипастнулась не до конца.
еще раз третья часть, день седьмой.

В воскресенье Касамацу похищают.
Он просыпается от жары, и Имаеши рядом нет. Зато на его подушке лежит надрывающийся телефон.
— О, — говорит довольный Имаеши. — У меня не заводится машина.
Касамацу хмурится, пытаясь проснуться, и выглядывает в окно. Сквозь слепящее солнце получается рассмотреть замерший на тридцати градусник. Касамацу решает спуститься в одних домашних шортах.
У темно-серого хендая никого нет, и самого хендая тоже нет. Касамацу хочет подняться за мобильником и сказать Имаеши, что он кретин. Но тут же падает как подрубленный. Солнце пропадает, появляется тряпичный ком во рту, плотная ткань поверх глаз и веревка поперек горла. Ему не дают упасть на асфальт, но вырваться тоже не дают.
Никакого киношного визга покрышек и лихого дрифта: водитель мягко паркуется, пока Касамацу связывают ноги и руки. Касамацу мычит, прикидывая, каков шанс, что кто-нибудь из соседей сейчас выглянет на улицу и решит вызвать полицию.
И каков шанс, что потому ему же придется забирать оттуда Имаеши.
Его запихивают на заднее сидение душного автомобиля. Хлопают двери.
Первые минут двадцать Касамацу пытается развязаться, вытолкнуть кляп, запомнить дорогу или хоть немного рассмотреть похитителя. Следующие минут десять он пытается устроиться поудобнее. Еще часа пол он спит. А просыпается оттого, что кондиционер охладил машину до мурашек на голых руках.
Вскоре они останавливаются. Водитель щелкает выключателем, укрывает Касамацу пледом, и они едут дальше.
Вытаскивают его часа через два. У Касамацу затекло все тело, и он падает на машину.
— Ну-ну, — успокаивает его акцент.
Касамацу ужасно сердит, но еще любопытнее узнать, что это Имаеши затеял.
Дует сильный ветер. Веревку на шее дергают, и она соскальзывает по груди. Ткань дергается вверх. Касамацу жмурится от ярчайшего солнца.
— Ты кретин, — сообщает он наконец.
Легкие распирает соленый свежий воздух. Волосы и расстегнутая рубашка Имаеши развеваются, он держит руки в карманах и улыбается… по-человечески.
За спиной у него — океан.
— Мы рядом с Камакурой, — поясняет он, чешет одной ногой другую и жалуется: — На больших пляжах невыносимо. У меня развивается человекофобия.
— Почему ты босиком? — спрашивает Касамацу. Имаеши фыркает и смеется.
— Боже, это первое, что ты решил спросить? Чтобы ты не чувствовал себя ущербно, знаешь ли.
Касамацу опускает взгляд: он стоит на асфальте голыми ступнями. И футболки у него тоже нет. И руки и ноги по-прежнему связаны.
— Я взял все необходимое, — говорит Имаеши и кивает. Касамацу оборачивается: за спиной бежевый внедорожник.
— Это чей?
— Сусы.
— А кто меня… мм…
— Суса.
Касамацу кивает и думает, что бы узнать следующим. Имаеши наконец наклоняется к его ногам и дергает за узлы.
— А мой телефон ты взял?
— Он тебе не понадобится.
Касамацу хмыкает.
— Мне вообще-то на работу сегодня.
— Никто тебя там не ждет еще четыре дня, — отмахивается Имаеши и заходит ему за спину, развязать руки. — Я установил хорошие отношения с твоим начальником, используя всего три вещи.
Не спрашивай, думает Касамацу.
— И какие?
— Твой трудовой договор, — охотно поясняет Имаеши, — моя визитка. И бутылка хорошего саке.
Касамацу не может не восхититься. Все-то у него продумано. И на визитке у него написано «адвокат», несмотря на то, что пока он только помощник.
— У тебя остался последний вопрос, — великодушно разрешает Имаеши. — Выбирай с умом.
Касамацу разминает запястья и едва удерживается, чтобы не треснуть его.
Самое главное ускользает от него. Что-то предельно простое.
— Зачем мы здесь?
Имаеши сокрушенно вздыхает.
— Ну Касамацу, — он расстроен. — Я дал тебе кучу подсказок, как можно быть таким недогадливым. Я оставил открытой страничку с курортами. Я при тебе созванивался с хозяйкой местного хостела — он флиртовала со мной, милейшая леди! В конце концов, я притащил домой утку. Я постоянно спрашивал, какое сегодня число.
— А причем… — Касамацу догадывается сам. — Здесь плавают живые уточки?
— Здесь плавают живые уточки.
Касамацу чешет подбородок и решается озвучить свою догадку. На сердце критически теплеет. Хочется по-дурацки смеяться.
— Это твой подарок?
— Конечно, это мой подарок! — Имаеши проезжается ладонью по его затылку и хлопает по плечу. — Я вроде как безумно рад, что ты родился. И хочу по этому поводу не думать о работе, а только есть угря, плавать и заниматься сексом. Ой, получается, это подарок мне, — тянет он. — Ну… — он оглядывается по сторонам, находит нужное и светлеет лицом. — Для тебя у меня есть веревки.

[Гость]

Муля, Юра
Автор, я хочу спеть тебе признания в любви

[Гость]

кирисааакиии!!! из патриотизма может даже зачту

это по-нашенски, дай пять

[Гость]

команда киридая - самая крутая!
а анон с офигительным клипом не хочет еще додать, мими?

[Гость]

анон, спасибо за имакасу

[Гость]

команда киридая - самая крутая!

анон, теперь я тоже знаю твою тайну

[Гость]

боже, какой невыносимо прекрасный уютный флафф
мимими флафф про сурового и хитрого

Автор, я хочу спеть тебе признания в любви

анон, спасибо за имакасу

спасибо, аноны.

[Гость]

3116 слов. много бытового флаффа. за команду Кирисаки Даичи.

спасибо

[Гость]

анон, теперь я тоже знаю твою тайну

какую, что я на самом деле рок-звезда?

[Гость]

анон, теперь я тоже знаю твою тайну

Какую, какую, расскажите!

[Гость]

похоже, тот анон уже ничего никому не расскажет

[Гость]

потому что лежит в земле сырой?

[Гость]

да у нас весь тред там лежит О_о

[Гость]

прошу во всем винить того анона с тайной

[Гость]

чуваки, а че все сдохли-то? на отпв уже пишете, штоле?

[Гость]

прошу во всем винить того анона с тайной

нет, давайте лучше винить пронзателя! ему уже все равно